Лбы в поту: трудна работа,
Люди лакомства хватают,
За щеки они, за обе,
Все, что схватят, уплетают!
И становятся нам слаще
Яства, и тепло, и речи,
Лампа что костер пылает,
И слепят огнями свечи.
Развязались языки, —
Любо поострить народу,
Наконец, — прости, всевышний, —
Раскрываем карт колоду.
Проигрыш? Иль повезло?
Увлечен, как все, игрою,
Слышу все ж: стучится в ставни
Груша зимнею порою:
«Ой, хозяин, мне темно,
Ой, мне горько жить на свете!
Хлещет голую меня
Прутьями моими ветер!»
Карты надо тасовать,
Но в душе — тоска, надсада.
Еле слышно я вздыхаю:
О, как жаль, как жаль мне сада!
Из грузинских поэтов
Александр Чавчавадзе
(1786–1846)
«О далекие, полные света, года!..»
Перевод В. Звягинцевой
О далекие, полные света года!
Отлетела, как сон, ваших дней череда.
Я же, верно, не стану иным никогда,
Не гонюсь я за сменой времен.
Я все тот же всегда.
Я ушел от людей, суетой утомлен.
Вы дивитесь, что жив я, как встарь, как тогда?
Я все тот же всегда.
Я печальной судьбою своей заклеймен,
О, да будет щитом мне надежды звезда!
Я все тот же всегда.
Убегает надежда, напрасен мой стон…
Лучше смерть, если нет упований следа.
Я все тот же всегда.
Я единой единожды отдан в полон,
Я служу ей, не ведая рабства стыда,
Я все тот же всегда.
Жаль мне тех, кто на верность, как я, осужден.
Это рыцарство наше не стоит труда.
Я все тот же всегда.
А она обо мне и не помнит, горда.
Все же, где бы я ни был, я с ней навсегда.
Я все тот же, пусть годы бегут, как вода.
Не гонюсь я за сменой времен.
Я все тот же всегда.
Кавказ
Перевод П. Антокольского
Главой над Понтийским встает побережьем[127],
Скалистой стопою на Каспие свежем,
Простерт меж морями Кавказ-Голиаф[128],
Все дивные дива творенья собрав.
Там — грохот обвала, здесь — праздник природы.
По скатам ребристым, по глыбам породы
Свирепые реки, сломавшие льды,
Несут орошенье в поля и сады.
Закутанный тучей шелом великана
Сверкает резьбой ледяного чекана,
Но время наступит, и рухнет шелом, —
Лавиною скатится в горный пролом.
Скольженье, мельканье, таинственный трепет…
Там вьюга чудовище странное лепит,
Там новая вьюга столбом завилась
И прянула в бездну, исчезнув из глаз.
Ревет ураган, и туманные клочья
Влачатся, и утро становится ночью.
Гляди, — затрещала земная кора,
И хлябью потока разверзлась гора.
Там лес строевой закачался под ветром,
Дорога обвалом засыпана щедрым.
Один только высится кряж голубой
И распоряжается жизнью любой.
Но выглянет солнце, — и в отблесках ранних,
Здесь гул водопада, там льда многогранник,
Создания нечеловеческих рук
Алмазом и золотом вспыхнули вдруг.
Любая былинка — творенья частица.
Жизнь искрится, блещет и жаждет вместиться
В цветочных кошницах и сочных плодах,
На склонах кудрявых, в зеленых садах.
На круче опасной, у склона лесного
Не встретит беспечный олень зверолова.
Он свесил рога и глядит, как внизу
Нестрашные молнии мечут грозу.
И тур, что ловчее оленя и выше,
Добрел до ущелья, где синею крышей
Свисает над ним неприступный ледник,
И зверь замычал и к теснине приник.
Когда-то давно к этим жутким отвесам
Титан Прометей был прикован Зевесом[129],
И коршун клевал его печень века,
И мчались над плахой его облака.
вернуться
127
Стр. 334.
вернуться
129
Стр. 335.