Рафаил Эристави
(1824–1901)
Рог
Перевод Н. Тихонова
Бедный мой Ирма! Буйвол мой верный,
С плугом шагал он — пахарь примерный.
Рог его черный память о старом
Ныне мой стол украшает недаром.
Рог тот люблю я, тонко точеный,
Узкоконечный, чудно крученый.
Как в старину, пить рогом люблю я,
Весело, с песней, друзей именуя.
Не к чему мне хрусталь и стаканы,
Рог я беру, тамадой мне данный:
Рог до конца, до капельки пью я.
Снова наполнив, не уступлю я.
Шапкой под крик в потолок я заеду,
Рог осушу, переброшу соседу.
С лету поймает тени бесшумней,
Кубок к чему мне, чаша к чему мне?
Всю я посуду, которую знаю,
Всю за окованный рог уступаю —
Щедрый и нас до конца веселящий,
Предков с потомками снова роднящий.
Рог забывать годится ль нам, люди?
Это не пир, если рога не будет.
Рог не выпьешь — стоять будешь с рогом.
Выпьешь — речет тамада тебе: с богом!
Рог не осушишь — вином в тебя бросит.
Выпить из рога хозяин нас просит.
Рог — украшенье стола, и мы строго
Все по-старинному выпьем из рога.
Дружно, по-братски, смеясь, напевая,
Пир начинайте, лишь рог осушая.
В мир ли иной мне придется собраться,
Просьба на слово мое отозваться.
В день, как умру, вскиньте твердой рукой
Рог за моей души упокой!
Розенталь Ян. После обедни. 1894 г.
Илья Чавчавадзе
(1837–1907)
Горам Кварели
Перевод Н. Заболоцкого
Горы Кварели[143]! Покинув родные селенья,
Может ли сердце о вас вспоминать без волненья?
Где бы я ни был, со мною вы, горы, повсюду.
Сын ваш любимый, ужели я вас позабуду!
Помню: ребенком, исполнен неясной тревоги,
Весь замирая, смотрел я на ваши отроги.
Но не от страха тогда мое сердце дрожало —
Я и в младенчестве вас не боялся нимало.
Полный восторга, взирая на ваше величье,
Дивные тайны стремился душою постичь я —
Тайны вершин, пропадающих в дымке туманов,
Где раздается ликующий гул ураганов,
Где, задыхаясь, летит караван журавлиный,
Еле равняясь с далекою вашей вершиной.
О, как я жаждал невинною детской душою
В буре и мраке взлететь высоко над землею.
О, как мечтал я, почуяв орлиные крылья,
К вам прикоснуться, едва напрягая усилья!
В час, когда ветры, нарушив ночное молчанье,
Львиное в пропасти вдруг исторгали рычанье, —
О, как дрожал я! Но, внемля раскатам обвала,
Звуки родные душа моя в них узнавала.
Детскому сердцу довольство собой незнакомо.
Ныне же, горы, я горд, что воспитан я дома,
Ныне горжусь я, что — сын этой дикой природы —
Вырос я в бурях и рано узнал про невзгоды.
Горы, свидетели детских моих огорчений,
Как я рыдал перед вами, исполнен мучений,
Как я от вас утешения ждал и привета!
Но, как всегда, не давали вы, горы, ответа.
Этого чудного, полного тайны молчанья
Вплоть до последнего я не забуду дыханья!
Горы Кварели, сопутники юности нежной,
Долг перед жизнью влечет меня в путь неизбежный,
Судьбы грядущего требуют нашей разлуки, —
Можно ли требовать более тягостной муки!
Конь мой торопится, рвется душа от печали,
С каждым вы шагом уходите в синие дали…
Вот вы исчезли… И только вершины седые
Еле видны… И расстался я с вами впервые…
Тщетно глаза я от солнца рукой прикрываю,
Тщетно я взоры в пустое пространство вперяю —
Всюду раскинулись синего неба просторы,
Уж не венчают их больше прекрасные горы!
О, так прощайте же, дивные горы Кварели!
Сердце мое, полюбившее вас с колыбели,