По ложбинам, по овражкам
Слышен шум бегущих вод —
То зима, вздыхая тяжко,
Тая сердцем, слезы льет.
И ручьями слезы эти
В реки бурные текут…
А в селе резвятся дети
На припеке там и тут.
* * *
Лаской землю отогрела
Снова милая весна,
Снова свет смеется белый,
Пробуждаясь ото сна.
Ожил лес, стоит на воле
В пышной зелени ветвей,
Зацветает новью поле,
Красотой гордясь своей.
Многоцветные просторы
Вешним запахом пьянят,
И повсюду птичьи хоры
Песней вольною звенят.
В небе, полная веселья,
Льется жаворонка трель,
И пастушеской свирелью
Голубой поет апрель.
Марь полуденного часа
Стадо к лесу привела,
И обеда ждет подпасок,
Глядя в сторону села.
* * *
Чуть Сильби окинешь взором:
Двор к двору — и крыш не счесть,
Высотой под стать конторам
В Тури-касе[274] избы есть.
Вниз плетни ползут задами,
И до самой до весны
Прошлогодними скирдами
Гумна там окружены.
Избы звонким тесом крыты,
Ровно пригнанным в ряды,
А вдоль улицы — гляди ты —
Густолистые сады.
Высоки, крепки заборы —
Не один стоять им год!
Желтым выкрашены створы
Разузоренных ворот.
Можно городом, пожалуй,
Счесть Сильби со стороны,
И домов-то в нем немало,
Что добром полным-полны.
* * *
За селом журчит, не молкнет
Мелководная река,
Солнце в ней дробит осколки
Сквозь листочки лозняка.
Высь колебля голубую,
Вдаль течет она, светла,
И, сама собой любуясь,
В воду смотрится ветла.
Под кустом, у сини зыбкой,
Примостился дед тишком,
Обмануть стараясь рыбку
Аппетитным червяком.
Только вот досада — дети
Рядом плещутся в воде:
Впрямь от них на этом свете
Не укроешься нигде…
Там вон кто-то недалечко
На мосту стоит; потом
Перебрался через речку
И пропал в лесу густом.
* * *
Жизнь в Сильби идет простая,
Но весной привольно в нем:
Неприметно, легкой стаей,
Пролетает день за днем;
Смех и говор, птичий гомон
Вперебой звенят вокруг;
Песня вешняя знакомо
Льется вширь, лаская слух.
Вдоль по улице селяне
Ходят чинно взад-вперед,
И резвится на поляне
Шумный детский хоровод.
Раскрасавицы форсисто,
Словно лебеди, плывут,
Их звенящие мониста
И сияют и зовут.
К небу пыль взметая тучей,
Пляшут парни у ворот.
«Эх, и жизнь — не надо лучше!»
Говорит в Сильби народ.
* * *
Нет сильнее человека
В целом мире никого:
Он хозяин здесь от века,
Суша, воды — все его.
Но поди ж ты: как иного
Подсекает жизнь сама!
Вволю денег да хмельного,
Глядь — и выжил из ума.
Да кому ж и не пристало
Погулять в Большой калым[275]?
В погребах мы разве мало
Пива к празднику храним?
Все, понятно, пили, ели,
Песни пели… Гром да пляс…
Что ж, на праздничной неделе
Для потехи самый час.
И когда приходит вечер,
Пьяных тут — хоть пруд пруди.
Но, однако, пир не вечен,
День угарный позади.
* * *
Пить да пить — и бык устанет.
Пьян чуваш. Домой бы, друг!
Но, как пух, разлечься манит
Грязь весенняя вокруг.
И лежит чуваш, как барин,
Где он, что он — дела нет,
И поет, хмелен, распарен,
Он на целый белый свет: