Поэзия народов СССР XIX – начала XX века

Кемпирбай
Чтоб утешить,
      Асет перешел мой порог.
Кашель рвет мою грудь,
        лоб намокший — в огне.
Я оставлю наследникам несколько строк.
Поднимите, друзья,
        изголовие мне!
Перед смертью своей «Кок кептер»[281] пропою.
Песнь прозрачна в моей глубине и чиста.
Эй, двуструнную доску
        отдайте мою —
Перед вечной разлукой
        открою уста!
Напрягись, моя глотка! Я прежде умел
Песни громкие петь для друзей и родни.
Средь Аргынов, Найманов
        мой голос гремел,
Тяжело бедной глотке
        пришлось в эти дни!
Ангел смерти курук[282] мне на шею надел.
Вот уйду, не останется даже следа.
Кемпирбай откочует
        за смертный предел,
Не родиться такому
        уже никогда!
Словно меч двусторонний язык у меня.
Еще многое может он людям сказать.
Но похож я, Асет,
        на худого коня,
Что уныло трусит, разучившись скакать.
Я любых аргамаков опережал,
Грива вскидывалась над шеей крутой.
Я размашистой иноходью
           бежал,
Лошадей обгоняя
        породы простой.
С тем, чей облик яснее июньского дня,
Я дружил, песни пел и в обнимку ходил.
Девяносто акынов
        пытались меня,
Навалившись, подмять.
        Только я — победил
В годы детства — Даут занимался со мной.
Из колодца Даутова пил я тогда.
Коль вода в Сырдарье
        поднималась весной,
И тогда по колена
        была мне вода!
Ай, Асет, я умру! Я от боли кричу,
Что все злее и злее мне сердце сосет.
Если крылья налажу и в небо взлечу —
Даже это от смерти меня не спасет.
Вот мое положение, милый Асет.
Я лежу недвижим, и невесел мой взгляд.
Улететь собираюсь, Асет,
           на тот свет.
Божий вклад
      я отдать собираюсь назад.
Полосатая утка, грузна и грустна,
Из груди улетела — то песня моя!
Надо мною тоскливо кружится она,
Неохота лететь ей в чужие края!
И сказала:
        «Прощай, Кемпирбай, навсегда!» —
И заплакала,
        вспомнив минувшие дни.
Да, спасенья от божьего нету суда.
Я умру! Добрым словом меня помяни.
…Пусть летит моя песня к лесным родникам,
К побережью, в глухие степные углы,
К знати северных мест
        и ко всем беднякам
Хан-Бертыса
      и Каркаралы.
И в пустыни, куда не достанешь рукой,
И до Кара-откеля скалистой глуши…
Так молитесь же, люди,
        за упокой
Кемпирбая,
        его беспокойной души!