То муфтий[294], то хадатай он, то кадий, то хаким[295],
Хоть и дурак из дураков — бесчестный Курама.
Махдум рассказчиком слывет, но что нам рассказал,
Хоть и потратил много слов, бесчестный Курама?
Сатира на Хаджи Нияза
Чудовище, хоть и на двух ногах,
Хаджи Нияз внушает людям страх.
Кричит он, выбивается из сил:
«Я тоже в Мекку на поклон ходил!»
Быть может, много он топтал дорог,
Но в Мекке не бывал он, видит бог.
Гнуснейший изо всех уродов он, —
Свое паломничество продал он!
Злой во хмелю, глупейший из людей,
Он нажил деньги хитростью своей.
Кто взглянет на него, поймет, что он
Разбойник величайший всех времен.
То он ученостью похвастать рад.
То — бесноватым дервишам[296] он брат.
То грозный стражник, то военный он,
Но всюду грешник неизменный он.
На пиршествах сидит в кругу вельмож,
И даже к хану самому он вхож.
К паломничеству охладив свой пыл,
Газель он в муках тяжких породил:
Газель Хаджи Нияза о самом себе
Обширен неба круг, и все ж он тесен для моих дорог.
Я — блеск луны, я солнца свет, звезды далекий огонек.
Немало стран я исходил, немало в жизни видел я,
Я создан богом, чтоб съедать уже обглоданный кусок.
Пусть я простак, пусть я глупец, пусть я безумен, бесноват,
Пусть буду палками побит, я в Мекке был — свидетель бог.
Греха такого в мире нет, которого я не свершил,
Я — мерзкий грешник, и любой мне свойственен земной порок.
Меня назвали гордецом, что пьет навозную бузу,
Разбойником и подлецом меня любой назвать бы мог.
Я из-за студня в драку лезть готов с бродягою любым,
Увижу старую чалму, стащу — пусть прячут под замок.
Паломничество продал я, от страха, что в пути умру,
Я признаю свою вину, — что делать, — в Мекку путь далек.
Хоть суфий[297] я, но у меня корзина целая грехов,
Разврата полная кошма, навоза полный кошелек.
Я рад тому, что, точно пса, меня с докукою моей
И шах и шейх к себе пока еще пускают на порог.
Несчастен я и нечестив, я жадности, корысти раб,
Я мастер клянчить: я еду себе выпрашиваю впрок.
Съев творога корзины три, я утром глажу свой живот.
Я съел бы тута семь мешков, чтоб съесть потом восьмой мешок.
Порой в Коканде я миршаб[298], порой искатель правды я,
Порой я в нужниках вельмож — вонючий глиняный комок.
Газель кончается, пойду грехи обычные свершать
И клянчить, может, кто-нибудь плеснет похлебки мне в горшок,
Вот я пред вами весь как есть, рожденный временем своим.
И вероломства своего могу вам преподать урок.
Ниязмухаммед Камиль Хорезми
(? — ум. в 1899 г.)
Переводы Н. Сидоренко
«Что пользы, что роза весной…»
Что пользы, что роза весной распустит цветок на чужбине, —
Без друга, без кровли своей я так одинок на чужбине;
И ветер, с лужайки летя, не тронул он сердце мое, —
Я розу от злого шипа не мог отличить на чужбине.
Газель, ту, что мускусом пахнет, искал я в пустыне разлук,
Любимую жаждал, — тоска затмила зрачок на чужбине.
По чаше веселья томясь, печаль я изведал сполна,
От шумного пира друзей далек я, далек на чужбине!
Там дома смеются друзья, что алые в травах цветы, —
Без них мою душу изгрыз тоски червячок на чужбине.
В отчизне, что в чаще густой, Махмуд предо мной не торчит;
Я скрыт у Аяза в саду, где сумрак глубок, на чужбине.
вернуться
294
Стр. 636.
вернуться
297
Стр. 637.