«Без родины я обойдусь» — не смей говорить никогда,
Пусть даже негаданно будет удел твой высок на чужбине.
Таись, уподобясь Анка[299], в ущельях заоблачных гор,
Коль ты не стремишься достичь почетных дорог на чужбине.
Путем испытаний тяжелых на родине смело иди,
А тропы скитаний всегда не будут нам впрок на чужбине.
Ищи ты отчизну Камиля — Хиву[300], если сам ты — «камиль»,
И знай: Бухара — это смерть, могильный порог на чужбине.
«Увы! От ее веселья глаза мои вечно в слезах…»
Увы! От ее веселья глаза мои вечно в слезах;
Узрев расплетенные косы, покой потерял я в ночах.
От взоров твоих в моем сердце цветут наконечники стрел;
Теперь меня больше не манит прохлада в тенистых садах.
Глазам моим больно от света, сиянья волшебных ланит,
Подобных омытым росою красавицам-розам в лугах.
Лукавства дразнящие искры в зрачке — словно дома живут;
Снаружи тот дом охраняя, ресницы стоят на часах.
О сердце, от мук несказанных, от жгучих страданий не плачь,
Мучений любви не тревожь ты, — нельзя горевать при гостях.
Я черную родинку вижу, — а может, лица твоего
Тюльпан с сердцевиною черной в сияющих утра лучах.
Прозрачный рукав в своих складках таит переливы меча,
Его ль обнажить ты решишься несчастному сердцу на страх?
Кто ищет подобное счастье, о боже великий, скажи!
Ресниц ядовитые стрелы, губителен каждый ваш взмах.
Тот, кто перед милой своею всегда и во всем виноват,
Тому эти кудри и губы — темница, где узник в цепях.
Меня от любви не пытайтесь, о сонмы невежд, удержать, —
Коль зеркало полно красою — в нем сам отразился аллах!
Фазли с Умарханом в неволю тебе отдадутся, Камиль,
Увидев, что царственный жемчуг ты щедро рассыпал в стихах.
Мухаммед Амин-Ходжа Мукими
(1850–1903)
Переводы Н. Ушакова
Порицание времени
Разбой, насилье — сущий ад! Ну и настали времена!
Дома в развалинах лежат. Ну и настали времена!
Хватаясь за голову, мы бездомных слышим стон и плач.
Вот что разбойники творят. Ну и настали времена!
Шлют письма: «Деньги подавай. Не дашь — тогда конец тебе,
Хотя б ты был Нур-Мухаммад». Ну и настали времена!
Сегодня смерти избежал, но завтра все равно умрешь, —
Тебе разбойники грозят. Ну и настали времена!
Трясутся все по вечерам, не смея двери отворить.
Все ждут рассвета и дрожат. Ну и настали времена!
Терзают женщин. Собрались убийцы, воры всей земли.
Захожих персов не щадят. Ну и настали времена!
Уж скоро месяц, как богач ночного отдыха лишен:
Зарыться он в солому рад. Ну и настали времена!
Худеет бай, тощает бай — незваных ждет ночных гостей.
Обвис на нем его халат. Ну и настали времена!
Везде разбойников клянут, повсюду толки лишь о них.
Все говорят, вопят, кричат: «Ну и настали времена!»
Я, Мукими, сказал бы так: «Хакимы твердые нужны, —
Пусть всех разбойников казнят!» Ну и настали времена!
Святой
То шапку носит, то чалму, — его зовут святой.
Аллаха сотню раз предаст за пять минут святой.
Его известны чудеса: он нюхает везде, —
Заслышав жареного дух, уж тут как тут святой.
Не сходят с языка его бесстыдные слова, —
Боюсь, камнями как-нибудь тебя побьют, святой!
Нечистое увидит он и тащит прямо в рот,
Но чистую обмоет кость великий плут святой.
Замерзнешь в шубе меховой в июльский жаркий день,
Едва задумает острить ханжа и шут святой.
Он самый толстый на земле, он весит больше всех,
Хотя придет без добрых дел на Страшный суд святой!
Все знает это Мукими, он правде первый друг.
Такая слава про тебя, дурной сосуд — святой!