Летучая мышь
Наверное, мир Сулейману наскучил,
Давно на пернатых глазища он пучил,
Поймал меня первою — чуть не замучил.
Я вырвалась — юркнула в частый камыш.
Сарыбай
Чего же от птиц-то ваш царь добивался,
Зачем он ловить и терзать их пытался,
О чем он старался и как расправлялся
С другими? Ответь мне, летучая мышь.
Летучая мышь
У птиц он, тряся подбородком от злости,
Выщипывал перья, выдергивал хвостик,
На солнце высушивал легкие кости…
Не вырвешься, если к нему залетишь.
Сарыбай
Высушивал кости? А дальше-то что же?
Число неповинно загубленных множа,
К чему он стремился? Неясно мне все же.
Рассказывай дальше, летучая мышь.
Летучая мышь
Он птичьего племени целые тучи
Губил, собирал их в кровавые кучи,
Под кучей костер разводил он горючий —
Гори себе, птичка, пока не сгоришь.
Сарыбай
Нет слов, чтобы дольше с тобой состязаться.
Устал я… На север пора отправляться.
Ну, что же, счастливо тебе оставаться,
Пора нам расстаться, летучая мышь.
Из туркменских поэтов
Кемине
(1770–1840)
Переводы А. Тарковского
Нищета
У меня сто болезней и тысяча бед,
Тяжелей всех на свете забот — нищета.
Скорбь искала меня и напала на след.
Без конца караваном идет нищета.
Льется золото в пестром кругу бытия.
Затвердела от голода печень моя.
Держит, душит и гложет меня, как змея,
Умножает долги что ни год нищета.
Не прожить без еды и единого дня.
Ночью глаз не смыкаешь, лежишь без огня.
Не уходит к богатым, живет у меня,
Спит в углу на тряпье, слезы льет нищета.
В руки ей человек попадется живьем —
Подпояшется старая крепким ремнем
И ударит с размаху чугунным пестом…
Бьет — ударам ведет точный счет нищета.
Не могу я избыть нищету и тоску,
Кто посмотрит с улыбкой в лицо бедняку?
Много игр я впустую сыграл на веку,
Смотришь — каждую ставку берет нищета.
Говорит Кемине: тех — казной золотой,
Этих — жизнь наделяет сумою пустой.
Ты не рвись, мое бедное сердце, постой,
Будет время — от нас отойдет нищета.
«Доверься разуму, покуда он с тобой…»
Доверься разуму, покуда он с тобой.
С драконом в бой пойдешь — горой за правду стой
Злоречие в родстве с презренной клеветой.
Не будь же злоречив и бойся праздных слов!
Лжецы наставники и неучи муллы,
Вы бросили ислам в пучину душной мглы.
«Мы просветители!» Бесхвостые ослы,
Глаз не дает сомкнуть ваш сумасшедший рев.
Попрали знание властители наук
И от поганых яств не отрывают рук;
Зов истины для них — лишенный смысла звук,
И стал простой народ добычею воров.
Ребенка малого избрали старшиной,
Пыль бородой метут пред байскою мошной;
Бедняк для них — баран, а нищий — пес дрянной,
Их суд страшит сирот и беззащитных вдов.
Дервиш и скуп и нагл, а мы святым отцом
И благодетелем обманщика зовем.
Жезл Моисея крив пред истинным путем[322];
Прямей стрелы мой путь, и правда — мой покров.
Пускай лицо в муке — еще не мельник ты.
Чалма на голове, но злой бездельник ты.
Когда бы ты своей страшился пустоты,
Не множилось бы так число людских грехов!
Поститься нам велишь — и пальцы в жир суешь,
Возьмешь последний грош — и прямо в рай пойдешь
Дутарщика[323] зато навеки в ад пошлешь,
О пир[324], наставник наш, любитель мертвецов!
вернуться
322
Стр. 667.