Во всяком, даже малом, деле хранить зерцало чистоты
И в самой малой доле сердца извечный огонек держать.
Быть вечно устремленным к правде, восторги другу посвятив,
Его в груди своей безмерной, а вовсе не у ног держать.
Разбив страницы сущей правды на клетки вдоль и поперек,
Ячейку безупречно ровной и вдоль и поперек держать.
Алмазу взора придавая росу туманную стыда,
Для окружающих стыдливость глубоко между строк держать.
В миг испытанья шлем терпенья надеть на скорбное чело,
Чтоб ледяною волей душу, как холодом поток, держать.
Как пальма, простирая тени на всех измученных в пути,
Себя средь роз багряных скромно, как серый стебелек, держать.
Всегда стараться быть свободным от двуединости души
И, сладких слушая монахов, на языке замок держать…
Увы! От этих лицемеров, изображающих святых,
Ты никуда не удалишься, нигде не скроешься от них.
Уйди по-львиному в пустыню иль в камышах найди свой кров —
Растянут черной паутиной религиозный свой покров.
Но ты, о друг мой, с недоверьем на это рубище взирай, —
Пираты в океане веры! Грабители у входа в рай!
Пускай на теле власяница — в дому румийская[343] парча.
О, если б можно бы омыть их водой холодного меча!
Ответ поэту,
который спрашивал о положении в Ходженте
Перевод Л. Пеньковского
Здесь положение — хоть плачь, и улучшенья нет.
Питаемся отчаяньем, а насыщенья нет.
По щиколотку летом — пыль, зимою — грязь в жилищах, —
Вот все убранство их, других там украшений нет.
Рубаи
Перевод Л. Пеньковского
1
Пропорхнула жизнь моя, как весенний ветерок,
День и ночь мои обрек на страданья злобный рок.
Глаз, бывает, я сомкнуть не успею — ночь прошла,
Веки чуть смежу — гляжу: день уже отбыл свой срок.
2
Хоть и венценосец ты, хоть великим ты слывешь,
Хоть подчинены тебе земли и моря, а все ж —
Сея просо, не мечтай, что оно родит пшеницу:
Что посеял, только ты впоследствии пожнешь!
3
Разочарованием небосвод меня клеймил,
Он мне сердце истерзал, душу скорбью ущемил.
В одиночестве сгорел я надгробною свечой —
И забудут обо мне все, с кем жил, кто был мне мил.
Мухаммад Сиддык Хайрат
(1878–1902)
Переводы С. Липкина
Сатира на начальника ночной полиции Бухары
Толстобрюхий! Сидишь ты в седле, а подобен свинье.
Что за странность: ты стал главарем людоедов-волков!
Кто видал, чтобы волки вождем признавали свинью?
Ты — свинья, но по нраву ты волк, ты таков, ты таков!
Впрочем, злобный ты волк иль свинья — людям ясно одно:
Твой эмир — с волчьим правом свинарь, он — вожак подлецов!
Ты преступников ищешь? Главарь грабежей, постыдись:
От твоих мы страдаем воров, от эмирских воров!
Покрываешь злодеев ночных под покровом ночным,
И в опасности ныне у нас каждый дом, каждый кров!
Мусаддас
Предела горя я достиг, мой жребий страшен и жесток.
Истерзан в сердце у меня, изранен каждый уголок.
О развлеченьях я забыл, от наслаждений я далек,
Нет кубка у меня в руке, к вину я не ищу дорог.
Меня бы и цветущий сад в моей-печали не привлек,
И неохота мне теперь понюхать иль сорвать цветок.
Мне больно видеть, как вокруг путем неправым жизнь идет,
Мишенью выбрали меня печаль и постоянный гнет.
Тоска, тоска со всех сторон — день изо дня, из года в год.
Я цели не могу достичь, я не могу идти вперед,
Я места днем не нахожу, я истомился от невзгод.
А ночью в скорби я брожу и мне не светит огонек.
вернуться
343
Стр. 712.
вернуться
344