Позволь, чтоб образ твой светил душе моей,
Чтобы мечты любви мне сердце согревали, —
Давно твои глаза мне душу чаровали;
Теперь хоть памяти служу я прежних дней.
Быть может, облик твой яснее разгорится?
Но нет — угаснет свет, таков закон времен:
Погаснуть и для звезд приходит череда.
На краткий только миг я солнцем озарен,
Потом вдали блеснет твой облик, как зарница,
И, утонув средь туч, померкнет навсегда.
1912
Снова все сверкает
Перевод А. Старостина
Снова сверкает волшебно
Все, что меня окружает:
Листья деревьев и травы,
Рябью подернутый пруд.
Гуси, сияюще чистые,
Бьют белоснежными крыльями
В ясное зеркало водное,
Тешась игрою теней.
Любо глядеть на природу
В блеске родимого солнца,
За прихотливыми бликами
Пристальным взглядом следить!
В сердце тогда расцветает
Полное силы дерзанье,
Паводком бурным, горячим
Кровь в моих жилах течет.
1915
Из еврейских поэтов
Шлойме Этингер
(1801–1856)
Муха
Перевод Я. Козловского
Телега с бочками вина,
Как будто впрямь она пьяна,
В грязи застряла и вперед,
Хоть матюгайся, не идет.
Возница кнут сломал, кляня
Невиноватого коня.
Сам надрывался у колес,
Ни тпру, ни ну! На месте воз.
Вдруг с бочки муха: «Жу-жу-жу!
Ты, возчик, дурень, я гляжу,
Заехал в грязь! Теперь вольна
Тебе помочь лишь я одна.
Знай, мною перегружен воз,
Взлечу: кати, как под откос!»
И с бочки поднялась она
Великодушия полна…
Я прав сказать единою строкой:
— Избавь нас бог от помощи такой!
Молодо-старо
Перевод М. Шатуновского
Когда еще юн,
То кажется все
Легко объяснить
И мудрым прослыть.
А в старости лишь
Одно ты познал,
Не хватит всех лет,
Что бог даровал,
И целого века,
Чтоб стать человеком.
Михл Гордон
(1823–1890)
Мое время
Перевод М. Шатуновского
Из чрева матери родной
Пришел кричащим и в слезах,
А в вечный дом в земле сырой
Безмолвным унесут мой прах.
Как в дверь открытую иду,
И никому не удержать,
Так в яму темную сойду,
Оставив навсегда кровать.
Жизнь слишком быстро пронеслась,
И недалек последний час, —
Казалось, только началась,
А смерть уж поджидает нас.
Прошли мильоны долгих лет
До появленья моего,
Еще мильон пройдет им вслед,
Я не увижу ничего.
Как море, каплею одной
На миг под солнцем заблестит
И унесет ее с собой,
В своей пучине растворит.
Так жизнь подобна капле той,
На миг из вечности мелькнет,
Случайно всплыв на свет земной,
И навсегда в нее уйдет.
Абрам Гольдфаден
(1840–1908)
Переводы Я. Козловского
Род уходит и род приходит.
«Мчатся годы, мчатся годы…»
Мчатся годы, мчатся годы,
И стремителен их бег,
Мученики от природы,
Люди трудятся весь век.
От работы, что натужна,
Сохнет мозг в костях людских.
— А кому все это нужно? —
До вопросов ли таких!
Вечна смена поколений,
Все как сон, как вещий знак.
И герой ушел, и гений,
И вельможа, и бедняк.
Даже самых знаменитых
Время, схоронив сперва,
Не спеша с надгробных плит их
Принялось стирать слова.
На кладбище многолюдно,
И надгробных плит не счесть,
Но на них бывает трудно
Эпитафии прочесть.
Есть рождению и тлену
Предназначенный черед,
Поколению на смену
Поколение придет
И героев новых
время
Породит среди веков.
Снова племя сменит племя
Богачей и бедняков.
Принесут с собою годы
Жизнь другую, мир иной.
Представленья, нравы, моды —
Все не вечно под луной.
Надмогильными камнями
Дверь закрывших за собой
Позабудут, хоть корнями
С ними связаны судьбой.
От работы, что натужна,
Долго ли сойти на нет?
— А за чем все это нужно? —
Есть один простой ответ:
— Нрав наш не переупрямить,
Будь нам хоть под сотню лет,
О себе оставить память
Мы стремимся — не секрет…
За ушедшими
в жестокий
Становлюсь черед земной.
Знаю, что тысячеокий
Ангел прилетит за мной.[121]
Встречей с ним прельщусь едва ли,
Но ему желанный, я
Отложу перо в печали
И скажу: «Адье, друзья!»
И, как фон-барон-бездельник,
Развалюсь в земле. Причем
Окажусь, хоть жил без денег,
По соседству с богачом.
Он при жизни был вельможей,
Я держался в стороне,
Но богач по воле божьей
Ровней сделается мне.
После моего заката
Книжный лист напомнит вам,
Что писал сие когда-то
Я — Гольдфаден Абраам!
вернуться
121
Стр. 295.