Поэзия русского футуризма

<1917>

«Свобода приходит нагая…» *

Свобода приходит нагая
Бросая на сердце цветы,
И мы с нею в ногу шагая,
Беседуем с небом на ты.
Мы воины смело ударим
Рукой по веселым щитам,
Да будет народ государем
Всегда, навсегда, здесь и там.
Пусть девы споют у оконца
Меж песень о древнем походе
О верноподданном Солнце,
Самодержавном народе.

<1917>

«В этот день голубых медведей…» *

В этот день голубых медведей,
Пробежавших по тихим ресницам,
Я провижу за синей водой
В чаше глаз приказанье проснуться.

На серебряной ложке протянутых глаз
Мне протянуто море и на нем буревестник
И к шумящему морю, вижу, птичая Русь
Меж ресниц пролетит неизвестных.

Но моряной любес опрокинут
Чей-то парус в воде кругло-синей
Но за то в безнадежное канут
Первый гром и путь дальше весенний.

<1919>

«Детуся! Если устали глаза быть широкими…» *

Детуся! Если устали глаза быть широкими,
Если согласны на имя «браток»
Я, синеокий клянуся,
Высоко держать вашей жизни цветок.

Я ведь такой же, сорвался я с облака,
Много мне зла причиняли
За то что не этот,
Всегда нелюдим,
Везде нелюбим.
Хочешь мы будем, брат и сестра,
Мы ведь в свободной земле свободные люди,
Сами законы творим, законов бояться не надо
И лепим глину поступков.
Знаю, прекрасны вы, цветок голубого.
И мне хорошо и внезапно
Когда говорите про Сочи
И нежные ширятся очи.
Я сомневавшийся долго во многом.
Вдруг я поверил навеки
Что предначертано там,
Тщетно рубить дровосеку!..
Много мы лишних слов избежим.
Просто я буду служить вам обедню
Как волосатый священник с длинною гривой
Пить голубые ручьи чистоты
И страшных имен мы не будем бояться.

13/IX – 1921

Одинокий лицедей *

И пока над царским селом
Лилось пенье и слезы Ахматовой,
Я, моток волшебницы разматывая,
Как сонный труп влачился по пустыне,
Где умирала невозможность.
Усталый лицедей
Шагая на пролом
А между тем курчавое чело
Подземного быка в пещерах темных
Кроваво чавкало и кушало людей
В дыму угроз нескромных
И волей месяца окутан
Как в сонный плащ вечерний странника,
Во сне над пропастями прыгал
И шел с утеса на утес.
Слепой я шел пока
Меня свободы ветер двигал,
И бил косым дождем.
И бычью голову я снял с могучих мяс и кости
И у стены поставил:
Как воин истины я ею потрясал над миром:
Смотрите, вот она!
Вот то курчавое чело! которому пылали раньше толпы!
И с ужасом
Я понял что я никем не видим:
Что нужно сеять очи,
Что должен сеятель очей! идти.

Конец 1921 – начало 1922

«Еще раз, еще раз…» *

Еще ра́з, еще ра́з,
Я для Вас
 Звезда
Горе моряку, взявшему
Неверный угол своей ладьи
  И звезды
Он разобьется о камни
О подводные мели.

Горе и вам взявшим
Неверный угол сердца ко мне.
Вы разобьетесь о камни
И камни будут надсмехаться
 Над вами
Как вы надсмехались
 Надо мной.

<1922>

Давид Бурлюк *

(1882–1967)

«И тут из провинции приехал Давид Бурлюк. <…> Гениальный организатор, художник большого мастерства, человек, сознательно изменяющий живопись. Человек в ободранных брюках, одноглазый, остроумный и с лорнетом.

Вот тут и зашумело.

Он ссорил и понимал. И в своем плацдарме в живописи понимал хорошо, соединял, нападал. Ходил в Эрмитаж, зарисовывал мускулы и сознательно писал новое.

Это был вождь»[95]. В этой характеристике В. Шкловский отметил главное, что определяет место Давида Давидовича Бурлюка в истории русского футуризма, – его организаторский талант. Именно ему принадлежит решающая роль в запуске маховика футуристического механизма.

Начинал Бурлюк как художник. Он учился живописи в Казани, Одессе и Мюнхене. Входил в группу «Венок – Стефанос». Участвовал в выставке «Бубновый валет» (декабрь 1910 – январь 1911) и в дальнейшем был активным членом одноименного общества художников.

95

Шкловский В. Случай на производстве // Стройка. 1931. № И. С. 6.