Выбрать главу
Я с нею буду биться до конца, И, может быть, рукою мертвеца Я лилию добуду голубую.
(1905–1908)
Жираф
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд И руки особенно тонки, колени обняв. Послушай: далёко, далёко, на озере Чад Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана, И шкуру его украшает волшебный узор, С которым равняться осмелится только луна, Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Вдали он подобен цветным парусам корабля, И бег его плавен, как радостный птичий полет. Я знаю, что много чудесного видит земля, Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Я знаю веселые сказки таинственных стран Про черную деву, про страсть молодого вождя, Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман, Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад, Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав… Ты плачешь? Послушай… далёко, на озере Чад Изысканный бродит жираф.
(1907)
Из цикла “Капитаны”
I
На полярных морях и на южных, По изгибам зеленых зыбей, Меж базальтовых скал и жемчужных Шелестят паруса кораблей.
Быстрокрылых ведут капитаны — Открыватели новых земель, Для кого не страшны ураганы, Кто изведал мальстремы [93]и мель.
Чья не пылью затерянных хартий — Солью моря пропитана грудь, Кто иглой на разорванной карте Отмечает свой дерзостный путь
И, взойдя на трепещущий мостик, Вспоминает покинутый порт, Отряхая ударами трости Клочья пены с высоких ботфорт,
Или, бунт на борту обнаружив, Из-за пояса рвет пистолет, Так что сыпется золото с кружев, С розоватых брабантских манжет. [94]
Пусть безумствует море и хлещет, Гребни волн поднялись в небеса — Ни один пред грозой не трепещет, Ни один не свернет паруса.
Разве трусам даны эти руки, Этот острый, уверенный взгляд, Что умеет на вражьи фелуки [95] Неожиданно бросить фрегат,
Меткой пулей, острогой железной Настигать исполинских китов И приметить в ночи многозвездной Охранительный свет маяков?
IV
Но в мире есть иные области, Луной мучительной томимы. Для высшей силы, высшей доблести Они вовек недостижимы.
Там волны с блесками и всплесками Непрекращаемого танца, И там летит скачками резкими Корабль Летучего Голландца. [96]
Ни риф, ни мель ему не встретятся, Но, знак печали и несчастий, Огни святого Эльма [97]светятся, Усеяв борт его и снасти.
Сам капитан, скользя над бездною, За шляпу держится рукою. Окровавленной, но железною В штурвал вцепляется – другою.
Как смерть, бледны его товарищи, У всех одна и та же дума. Так смотрят трупы на пожарище — Невыразимо и угрюмо.
И если в час прозрачный, утренний Пловцы в морях его встречали, Их вечно мучил голос внутренний Слепым предвестием печали.
Ватаге буйной и воинственной Так много сложено историй, Но всех страшней и всех таинственней Для смелых пенителей моря —
О том, что где-то есть окраина — Туда, за тропик Козерога! [98] Где капитана с ликом Каина Легла ужасная дорога.
(1909)
В пути
Кончено время игры, Дважды цветам не цвести. Тень от гигантской горы Пала на нашем пути.
Область унынья и слез — Скалы с обеих сторон И оголенный утес, Где распростерся дракон.
Острый хребет его крут, Вздох его – огненный смерч. Люди его назовут Сумрачным именем: «Смерть».
Что ж, обратиться нам вспять, Вспять повернуть корабли, Чтобы опять испытать Древнюю скудость земли?
Нет, ни за что, ни за что! Значит, настала пора. Лучше слепое Ничто, Чем золотое Вчера!
Вынем же меч-кладенец, Дар благосклонных наяд, Чтоб обрести наконец Неотцветающий сад.
(1909)
Сонет
Я, верно, болен: на сердце туман, Мне скучно все – и люди, и рассказы, Мне снятся королевские алмазы И весь в крови широкий ятаган.
Мне чудится (и это не обман), Мой предок был татарин косоглазый, Свирепый гунн… Я веяньем заразы, Через века дошедшей, обуян.
Молчу, томлюсь, и отступают стены: Вот океан, весь в клочьях белой пены, Закатным солнцем залитый гранит
И город с голубыми куполами, С цветущими жасминными садами, Мы дрались там… Ах, да! Я был убит.
(1912)
Наступление
Та страна, что могла быть раем, Стала логовищем огня. Мы четвертый день наступаем, [99] Мы не ели четыре дня.
Но не надо яства земного В этот страшный и светлый час, Оттого что Господне слово Лучше хлеба питает нас.
И залитые кровью недели Ослепительны и легки, Надо мною рвутся шрапнели, Птиц быстрей взлетают клинки.
вернуться

93

Мальстремы—водовороты.

вернуться

94

Брабантские манжеты —то есть украшенные тончайшими брабантскими кружевами. Такую роскошь могла позволить себе лишь высшая знать.

вернуться

95

Фелука—небольшое парусное судно.

вернуться

96

Корабль Летучего Голландца. –Легенда о “Летучем Голландце” возникла в XVI в. Согласно ей, капитан торгового судна “Летучий Голландец” за сделку с дьяволом был проклят и с тех пор обречен вечно носиться по волнам. Встреча с призрачным кораблем грозит несчастьем.

вернуться

97

Огни святого Эльма—явление атмосферного электричества во время грозы: появление на концах высоких предметов (особенно на верхушках мачт) голубоватого или красноватого сияния в форме пучков или кисточек. В средние века такие разряды часто наблюдались на башнях церкви Святого Эльма.

вернуться

98

Тропик Козерога —то же, что Южный тропик; воображаемый круг на поверхности земного шара, расположен к югу от экватора (отстоит от него на 23°27’).

вернуться

99

Мы четвертый день наступаем… –Содержание стихотворения, очевидно, связано с наступлением под Владиславом, в котором принимал участие Гумилев.