День с восхода солнца неописуем. В убежище под крылом я ворошу безумные мысли. Без всякого сомнения, если б я не был ранен, не переживал бы таких трудностей. Я всегда буду пить воду, запивать ею любую еду, если меня когда-нибудь выведут отсюда. Я не буду больше курить, и сигарет мне не будет недоставать. Чубби, моя дорогая, мама, мой лучший друг, отец, мой товарищ, не огорчайтесь…
10 часов 15 минут того же дня
Солнце поднимается по небу, однако дует бриз, подкрепляющий меня. Я пью каждые полчаса по глотку воды. Я не гоню мысли о том, что где-то поблизости есть вода, так как только что с востока прилетела маленькая птичка, кажется, воробей, и летала около меня… Чубби, я ушел бы сегодня ночью от самолета на восток, но меня удерживает данное обещание.
Возможно, мне удастся продержаться еще дня три. Затем наступит несколько часов безумия, и, наконец, придет смерть! Прошу, если этому суждено случиться, чтобы она пришла быстрей…
Самолет «Малый Южный Крест» перед отлетом из Реггана
Понедельник, 17 апреля, 6 часов 20 минут утра. Пятый день
После сумерек я видел сигнальную ракету, выпущенную на некоторой дистанции. Немедленно я ответил факелом, оставшимся у меня. Следовательно, можно допустить, что я засечен! В этом все мои надежды. Запаса воды хватит на сегодня. Вчера была удушающая жара. Если сегодня будет так же жарко, мне придется выпить несколько больше. Между 10.30 и 16.00 дня невозможно терпеть…
9 часов 15 минут
Я вновь схожу с ума. Утверждаю, что ночью видел свет и человек, который его зажег, должен был видеть мой. Однако ничто не подтвердило это. В небе не видно самолета… Я пытался не пить вторую бутылку воды этой ночью. Мой шанс уменьшился на один день. Все складывается для меня плохо… Если я в действительности этой ночью видел свет, то думаю, что утром кого-нибудь увижу.
10 часов 20 минут
Ни малейшего движения воздуха. Если суждено этому быть, я должен безропотно покориться смерти. Думаю, что смогу продержаться до завтра, но не более.
Конец пятого дня
Очевидно, меня не спасут, разве что только чудом. Чубби, помни, я сдержал слово, оставаясь у самолета. Я хочу, чтобы мой дневник был рассудительным, и напоминаю, что Чубби должна иметь его оригинал или точную копию. Мама, повидай Пат и Нину-Анну[1]. Обними их за меня и объясни им все…
Не слишком ли я сентиментален? Я могу им быть в последний раз, потому что сентиментален по природе…
10 апреля, шестой день, 6 часов
Ночью было очень холодно. Это шестой день. Я начинаю его, молясь, чтобы сегодня кто-нибудь пришел. Почти немыслимо, чтобы я был спасен. Мне кажется, что я нахожусь значительно дальше от дороги, чем представлял себе. Быть может, какой-либо летчик, более отважный, нежели другие, решится проникнуть сюда? Надеюсь писать дневник до завтрашнего утра… Быть может, кто-нибудь все же придет сегодня. Биль Ланкастер.
Шестой день, 11 часов 15 минут
Ни малейшего движения воздуха… Опять моя бедная раненая голова… Я уверен, что смогу продержаться сегодня, но в отношении завтра — сомневаюсь; если только ничего не случится с ранами…
Седьмой день, 19 апреля 1933 года
Последний день в пустыне Сахара у небольшого разбитого самолета и пустого бидона из-под воды. Чубби, дорогая, я не уступил, остаюсь возле самолета. Сегодня кончилась моя вода. Теперь это вопрос часов, и я прошу бога послать мне быстрый конец…
Поскольку это последние строки, я хочу сказать еще несколько слов всем, кто мне дорог.
Чубби, перестань летать (теперь из этого ты не извлечешь никакой пользы). Думай всегда, что твой старый Биль был честным человеком. Досадно, что все должно было случиться так…
Теперь, дорогая мама, мне хочется, чтобы ты повидала Чубби и после душевного разговора вы, наконец, пришли бы в согласие.
Вот! Солнце поднимается. Я должен залезть под крыло и ждать. Я хорошо заверну дневник в полотно, чтобы сохранить его. Напоминаю, он должен быть прочтен моей дорогой матерью и любимой Чубби в отдельности или вместе. Я предпочитаю, чтобы они прочли его вместе. Это мое последнее желание. Прощайте. Биль.