Глава 4
– Много дел сегодня, мой милый? – спросила тетя Лин, расправляя салфетку на пухлых коленях.
Этот вопрос имел смысл и вместе с тем ничего не значил. Он являлся столь же неотъемлемой частью прелюдии к обеду, как разглаживание салфетки на коленях и шарканье правой ступней в поисках скамеечки, куда тетушка ставила свои короткие ножки. Она не стремилась получить ответ; вернее, не обращала внимания на заданный ею же вопрос и не слушала, что именно отвечает собеседник.
Сегодня Роберт смотрел на тетушку с каким-то более глубоким расположением, нежели обычно. Потоптавшись во «Франчайзе», он по-новому оценил эту невысокую крепкую старушку с короткой шеей, круглым розовым личиком и седыми волосами, небрежно заколотыми крупными шпильками. Присутствие безмятежной тети Лин успокаивало его. Жизнь Линды Беннет была заполнена кулинарными рецептами, кинозвездами, крестниками и церковными базарами, и она считала эту жизнь прекрасной. Она прямо-таки излучала благополучие и довольство. Кроме «Женской страницы» в ежедневной газете («Как сделать бутоньерку из старой перчатки»), она, насколько Роберт знал, больше ничего не читала. Случалось, убирая брошенную Робертом газету, тетя Лин посматривала на заголовки и комментировала их. («“ПОДОШЛА К КОНЦУ ВОСЬМИДЕСЯТИДВУХДНЕВНАЯ ГОЛОДОВКА” – Ну и глупости! “НА БАГАМАХ НАШЛИ НЕФТЬ” – Милый, я тебе говорила, что парафин подорожал на пенни?») Но создавалось впечатление, будто тетя Лин не верит в существование того мира, о котором писали газеты. Мир тети Лин начинался с Роберта Блэра и оканчивался в радиусе десяти миль от него.
– Почему ты сегодня пришел так поздно, милый? – спросила она, покончив с супом.
Личный опыт подсказывал, что этот вопрос из иной категории, нежели: «Много дел сегодня, мой милый?»
– Пришлось съездить во «Франчайз» – тот дом на Ларборо-роуд. Меня просили дать юридический совет.
– Те странные люди? Не знала, что ты с ними знаком.
– На тот момент не был. Они просто хотели получить совет.
– Надеюсь, дорогой, они тебе заплатят. А то денег-то у них совсем нет. Отец что-то импортировал – кажется, земляные орехи – и допился до смерти. Оставил их, несчастных, без гроша в кармане. Старая миссис Шарп, чтобы свести концы с концами, держала пансион в Лондоне, а дочь там работала горничной. Еще немного, и они очутились бы на улице, но тут умер старик Кроул, владелец «Франчайза». Очень вовремя!
– Тетя Лин! Да с чего ты все это взяла?
– Но это правда, милый. Совершенная правда. Забыла, кто мне рассказывал – кто-то, кто жил в Лондоне на одной с ними улице, – но так или иначе, сведения из первых рук. Ты же знаешь, сплетнями я не увлекаюсь. Как дом, хороший? Мне всегда было интересно, что там за железными воротами.
– Нет, дом довольно уродливый. Но мебель неплохая.
– Сомневаюсь, что она в таком же хорошем состоянии, как наша, – сказала тетушка, самодовольно глядя на прекрасный буфет и красивые стулья вдоль стены. – Пастор вчера сказал: «Если не знать, что это жилое помещение, можно было бы подумать, что здесь музей». – Упоминание о пасторе будто что-то ей напомнило. – Кстати, ты уж потерпи Кристину несколько дней, прошу. По-моему, она опять собирается «спасать душу».
– Ох, бедная тетя Лин, несладко тебе приходится. Впрочем, я этого боялся. Сегодня за утренним чаем у меня на блюдце появился некий «текст». «Ты, Господь, меня видишь…» на розовом листочке в обрамлении изящного узора из пасхальных лилий. Значит, она опять меняет церковь?
– Да. Она пришла к выводу, что методисты – «гробы повапленные» [3], и теперь ходит в Вефильскую церковь над пекарней Бенсонов и со дня на день ожидает спасения. Все утро во весь голос пела гимны.
– Она постоянно их поет.
– Да, но не про «меч Господень». Когда она поет про «жемчужные венцы» или «улицы из золота», я спокойна. Но стоит ей затянуть про «меч Господень» – сразу ясно, пироги печь придется мне.
– Ну, дорогая тетушка, ты печешь не хуже Кристины.
– А вот и нет, – заявила Кристина, которая как раз принесла мясное блюдо. Это была крупная, полная женщина с неопрятными прямыми волосами и рассеянным взглядом. – Единственное, в чем ваша тетушка Лин лучше меня, это сдобные булочки, да и то раз в год. Нечего тут! А коли меня в этом доме не ценят, я могу и уйти.
– Кристина, солнце мое! – сказал Роберт. – Вы прекрасно знаете, что без вас этот дом невозможно даже представить, а если вы уйдете, то я последую за вами на край света. Хотя бы ради сливочных тортов. Кстати, нельзя ли сделать завтра сливочный торт?
3
Гробы повапленные – лицемеры; так Христос в Евангелии от Матфея называет фарисеев (Мф. 23:27).