– Спасибо, что вы зашли сообщить мне новости о «Франчайзе», – сказал Роберт, взяв себя в руки.
– В этом городе говорить по телефону, – сказал Хэллам, – все равно что по радио объявлять.
– В любом случае спасибо. Я должен сразу же поставить Шарпов в известность.
Когда Хэллам ушел, Роберт поднял телефонную трубку.
Хэллам был прав: свободно говорить по телефону Роберт не мог, но он хотел сообщить даме из «Франчайза», что собирается навестить их и передать хорошие новости. Это их хоть немного успокоит. Кроме того, взглянув на часы, он установил, что как раз подойдет время ежедневного послеобеденного отдыха миссис Шарп, а значит, ему, вероятно, удастся избежать встречи со старой фурией. В сознании возникла не до конца оформленная мысль о встрече с Марион Шарп наедине.
Но на звонок никто не ответил.
Роберт минут пять подряд тщетно набирал номер. Шарпов не было дома.
Пока он возился с телефоном, в комнату вошел Невил Беннет – как обычно, в ужасном твидовом костюме, в розоватой рубашке и пурпурном галстуке. Прижав трубку к уху и разглядывая Невила, Роберт в сотый раз подумал о том, что станет с фирмой «Блэр, Хэйуорд и Беннет», когда она выскользнет из крепкой хватки Блэра и перейдет в руки юного отпрыска семейства Беннет. Мозги у Невила были, однако проку от них в Милфорде мало. Милфорд требовал, чтобы человек, достигший совершеннолетия, остепенился. Но Невил упорно не желал принимать мир таким, какой он есть, по-прежнему активно, пускай и несознательно, эпатируя его. Костюм – прямое тому доказательство.
Не то чтобы Роберт требовал от юноши носить традиционный черный костюм. Сам Роберт предпочитал серый твид, да и деревенские клиенты свысока смотрели на «городской» стиль. (Тогда, по телефону, Марион Шарп неосторожно назвала адвоката, одетого по городской моде, «ужасным маленьким человеком в полосатых костюмах».) Однако твид твиду рознь. Твид Невила гротескно отличался от твида Роберта.
– Роберт, – сказал Невил, когда Роберт с унылым видом проигравшего положил трубку, – я закончил с бумагами по делу Кэлторпов и думал прокатиться в Ларборо, если у тебя больше нет для меня поручений.
– А ты не можешь с ней по телефону поговорить? – спросил Роберт.
Невил в свободной современной манере был как бы помолвлен с третьей дочерью епископа из Ларборо.
– Да нет, я не к Розмари собираюсь. Она уехала на неделю в Лондон.
– Видимо, на митинг возле Альберт-холла? – спросил Роберт, пребывавший в скверном настроении от того, что ему не удалось порадовать Шарпов добрыми вестями.
– Нет, возле Гилдхолла, – сказал Невил.
– Что на этот раз? Вивисекция?
– Порой ты чудовищно старомоден, Роберт, – с видом торжественного долготерпения произнес Невил. – В наше время никто, кроме пары-тройки психов, не протестует против вивисекции. Это митинг по поводу того, что наша страна отказалась дать убежище патриоту по фамилии Котович.
– Насколько я знаю, этого так называемого патриота разыскивают в его собственной стране.
– Да, его враги.
– Нет, полиция. Из-за двух убийств.
– Это были казни.
– Невил, ты случаем не последователь Джона Нокса [4]?
– Господи, конечно, нет. Он-то тут при чем?
– Он верил в самосуд. Я смотрю, эта идейка и у нас набирает популярность. Впрочем, если выбирать между мнением Розмари по поводу Котовича и мнением особого отдела полиции, то я на стороне полиции.
– Полиция лишь выполняет приказы министерства иностранных дел. Это любой знает. Но если я начну разъяснять тебе тонкости дела Котовича, то опоздаю на фильм.
– Что за фильм?
– Французский. За этим я и еду в Ларборо.
– Полагаю, тебе известно, что вся эта французская чепуха, которую с таким восторгом потребляет британская интеллигенция, в родной стране считается весьма второсортной? Ну да ладно. Не мог бы ты по дороге остановиться у «Франчайза» и бросить записку в их почтовый ящик?
– Могу. Давно хотел поглядеть, что там за забором. Кто там теперь живет?
– Пожилая дама с дочерью.
– Дочерью? – заинтересовался Невил.
– С дочерью средних лет.
– А-а! Ладно, только пальто возьму.
В записке Роберт написал, что пытался дозвониться, что сейчас ему нужно на часок отойти по делам, но он позвонит снова, как только освободится, а Скотленд-Ярд пока не собирается передавать дело в суд.
В кабинет ворвался Невил с перекинутым через руку кошмарным пальто реглан, схватил записку и исчез, бросив лишь: «Передай тете Лин, что я могу опоздать. Она пригласила меня на ужин!»
Роберт отправился в «Розу и корону» на встречу с клиентом – старым фермером, последним человеком в Англии, страдающим от хронической подагры. Старик еще не пришел, и Роберт, обычно такой невозмутимый и лениво-добродушный, вдруг сделался нетерпелив. Характер его жизни изменился. Доныне события ровно, с одинаковой привлекательностью сменяли друг друга, и он неторопливо и спокойно переходил от одного к другому. Теперь же в его жизни появился интерес, и все остальное вращалось вокруг него.