— Разве сержант не приказывал тебе охранять лестницу и коридор? — Хильда набросилась на несчастного ирландца. — Где ты был? Ты ушел с поста и позволил преступнику выбраться наружу!
Мактиг растерянно моргал.
— Но я слышал подозрительный шум, мэм. Как будто что-то стучало.
— Да? Где это, интересно?
— Ну, — Мактиг снял форменную фуражку и почесал голову. — Трудно сказать где. В радиаторах, мэм. Наверное, пар.
— Ах пар? Мы тоже слышали это, правда, Тейлор? Пар урчал в радиаторах. — Хильда осмотрелась. Как раз над ними на потолке располагался плоский радиатор[1].
— Может кто-нибудь из вас дотянуться до него?
Мактиг ринулся всей тушей на стену, вытянув вверх огромную веснушчатую руку, и тут же отдернул ее, употребив при этом слово, которое обычно не произносят в приличном обществе.
— Пардон, мэм. Но эта штука адски раскалена.
Мисс Уайтерс устало кивнула. Лицо ее разочарованно вытянулось, охотничий азарт схлынул.
— Никому из нас не пришло в голову — с чего бы это пар шипел в радиаторах, да еще в такое время, — медленно начала она. — Погода сейчас настолько теплая, что школу только слегка протапливают с утра, чтобы разогнать сырость. Надеюсь, вы и эти ваши тупицы там, в подвале, не думают, что истопник специально развел огонь, чтобы вы не мерзли?
— Хм, — сержант озадаченно наморщил лоб. — Попадись мне этот кочегар! Странно, что Аллен и Барнс так ничего и не обнаружили — ни истопника, ни трупа.
— Я посоветовала бы вам спуститься вниз и самому хорошенько поискать истопника, — съехидничала Хильда. — Где труп, я уже знаю.
Сержант и Мактиг от удивления раскрыли рты.
— Знаете где?..
Хильда сказала где.
— О Господи! Скорей, Мактиг! Вы идете, мисс Уайтерс?
Она отрицательно покачала головой.
— Ни за что на свете.
— Но мэм, вам безопаснее быть с нами, сами понимаете.
— Теперь уже нечего опасаться, — невозмутимо ответила она. — Где тело, мы уже знаем, а убийца благополучно сбежал и теперь, верно, далеко отсюда. Он или она — и теперь это совершенно ясно — знал, как выйти из здания и как выбраться со спортплощадки. Он легко нашел дорогу даже в темноте.
— Тогда все просто, — сержант Тейлор заметно приободрился. — Остается только найти людей, которые могли все это знать, и преступник пойман.
— Просто, говорите? — Хильда шла по коридору вслед за сержантом. — Что ж, вы, безусловно, сузили круг подозреваемых. Теперь их осталось каких-нибудь тридцать тысяч. Вы представляете, сколько людей в Нью-Йорке закончили школу Джефферсона?
Спустившись на первый этаж, мисс Уайтерс остановилась у кабинета директора.
— Я останусь здесь. Хочу позвонить.
Внизу Тейлор застал жарко споривших Аллена и Барнса. Они стояли в дальнем углу подвала у могилы. Деревянного настила здесь не было, а потолок нависал так низко, что сержант едва мог выпрямиться. Мактигу же пришлось согнуться почти пополам.
— А я говорю, эта яма была выкопана сегодня, самое раннее — после полудня, — распинался Барнс, — посмотрите на следы лопаты. Взгляните на землю. Она все еще не просохла. Уж в земле-то я разбираюсь! С детства на ферме. Раз черная — значит, свежевыкопан-ная.
— Теперь это неважно, ребята. Займемся кое-чем другим. Где здесь печь?
— Там, в углу. — Аллен ткнул пальцем. — А зачем тебе? Ищешь уголок погорячей?
— Горячей не бывает, — мрачно ответил сержант. — Идем скорее.
Они прошли под бетонными колоннами, миновали контейнеры с углем, крышки которых были откинуты, и по деревянному настилу вышли туда, где виднелась приземистая черная печь.
— Какого черта мы здесь ползаем, — ворчал Аллен. — Все, что можно было облазить, мы уже облазили. Доктор Левин вообще заявил, что уходит домой. Он говорит — это ложный вызов и нечего здесь зря околачиваться и ждать неизвестно чего…
Аллен вдруг замолк, глянув на сержанта.
— Что случилось?
— Заткнись! Все обыскали, да? Таких, как вы, только и посылать на дело! Дальше своего носа ни черта не видите!
Сержант ухватился за дверцу печи и резко распахнул ее.
Тошнотворный запах ударил им с ноздри, и жар опалил лица. Они непроизвольно отшатнулись. Мактиг перекрестился, губы его беззвучно шептали молитву.
Они были крепкие ребята, эти четыре полисмена, но теперь, пораженные ужасом, стояли перед открытой железной печью.
В жизни нью-йоркского полисмена бывает всякое, им не раз приходилось видеть смерть в самых ужасных обличьях, но ни разу еще их глазам не представало ничего подобного.