— Матье, вот вы где, рад вас видеть, — сказал он, пожимая мне руку.
— Привет, Расти, Бадди, — сказал я, ожидая, что меня представят паре, нервно переминавшейся рядом.
— Мы говорим о политике, — сказал Расти. — Ты ведь интересуешься политикой, верно?
— О, едва ли, — ответил я. — Стараюсь не ввязываться. Я уже успел выяснить, что стоит мне влезть в текущие события, как они сразу же завлекают меня в свое логово и превращают в своего узника. — Повисла тишина, и я подумал, не оставить ли мне риторику на долю Дороти. — Я привязан лишь к самому себе, — тихо добавил я.
— Ну, мы просто говорили о Маккарти[102], — сказал Расти, и я застонал.
— А это обязательно? — спросил я. — Мы же не на работе.
— Обязательно, потому что это важно, — твердо сказал Бадди, что меня удивило, поскольку я и не подозревал, что у него вообще есть какие–то политические убеждения. Я бы удивился, узнав, что он знает имя хозяина Белого дома, не говоря уже о сенаторах или конгрессменах от своего штата. — Если мы не начнем действовать сейчас, потом будет слишком поздно.
Я пожал плечами и посмотрел на мужчину и женщину, стоявших слева от меня; они так учтиво поклонились, будто были японцами, или я — королем.
— Джулиус Розенберг[103], — представился мужчина, протягивая мне руку, и я крепко ее пожал. — Моя жена Этель. — Женщина подалась вперед и поцеловала меня в щеку, что было неожиданно, но этим она мне и понравилась, особенно когда слегка покраснела.
— Рад познакомиться, — сказал я. — Матье Заилль. Я один из продюсеров «Шоу…».
— Мы знаем, кто вы, — тихо сказал мистер Розенберг. Я посмотрел на Расти, который тут же заговорил снова.
— Послушайте, — сказал он, возвращаясь к разговору. — Я вам гарантирую, что к Рождеству Маккарти насадит голову Ачесона[104] на кол. Образно говоря. — Мы все рассмеялись, ибо подозревали, что при случае сенатор Джозеф Маккарти может обойтись и без метафор. — Ему нужна поддержка. Но вопрос в том, станет ли Трумэн его поддерживать?
— Трумэн вряд ли сумеет поддержать даже свою футбольную команду, — как и следовало ожидать, пробормотал Бадди, но я был не согласен. Я никогда не встречал с президентом Трумэном и ничего о нем не знал, кроме того, что читал в газетах и видел по телевизору, но на меня он производил впечатление честнейшего человека, способного постоять за своих друзей.
— Вспомните Элджера Хисса[105], — сказал мистер Розенберг, после того, как я высказал свое мнение. — Разве он поддержал Элджера Хисса?
Я пожал плечами:
— Это другое дело. Хисса должен был поддержать Ачесон, Трумэн не имеет к этому отношения.
— Вот потому–то старина Джо теперь может выжать его досуха, — очень низким голосом сказала миссис Розенберг; прозвучало, как из бочки — гораздо ниже, чем у ее мужа, да и всех нас, — и я даже подумал, действительно ли она женщина. Мы замолчали и посмотрели на нее, поскольку она принялась излагать свою версию дела Хисса — длинный и запутанный монолог, который, как я заподозрил, она произносила уже далеко не в первый раз.
Ее версия событий звучала примерно так: Элджер Хисс работал в Госдепартаменте и был недавно осужден за шпионаж — чтобы показать всем, на что способна страна, если возникнет угроза. В Вашингтоне распространилось мнение — об этом говорили все время, — что коммунисты внедрились в самое сердце основных предприятий, корпораций и госслужб страны, включая индустрию развлечений — особенно в индустрию развлечений, — и Джо Маккарти развернул личную кампанию по их разоблачению или, точнее, преследованию безвинных под предлогом «красной угрозы». Этель Розенберг, хоть и не была близка с Хиссом, знала его достаточно хорошо, чтобы понимать, что единственное преступление, которое он совершил на первом процессе, — лжесвидетельство, но оно привело ко второму обвинению; она была уверена, что крестовый поход Маккарти может уничтожить страну. Разумеется, и она, и ее муж были известными коммунистами — как и следовало ожидать, они сообщили нам об этом в тот вечер, — и я подумал, что их фанатичная ненависть к Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности по сути своей мало чем отличается от маккартизма.
— Хисса уничтожил конгрессмен от Калифорнии, — сказал мистер Розенберг. — Все бы закончилось благополучно, если бы не эта гнусная маленькая жаба.
— Никсон[106]. — Расти яростно выплюнул имя в то время еще малоизвестного политика.
— А теперь он спелся с Маккарти, и они доберутся до Ачесона, а как только они это сделают, мы все окажемся в тюрьме.
— А каким боком тут Ачесон? — невинно спросил я, демонстрируя свое невежество, поскольку Дин Ачесон был государственным секретарем при Трумэне. Он защищал Хисса после ареста, хотя это поставило под угрозу его карьеру, заявив репортерам, что каков бы ни был исход процесса, он не повернется спиной к своему другу, и добавив, что его дружбу нелегко заслужить, а еще труднее ее лишиться. Естественно, и Никсон, и Маккарти радостно ухватились за это высказывание.
102
Джозеф Реймонд Маккарти (1908—1957) — в 1946—1957 гг. сенатор–республиканец от штата Висконсин. С его именем связано крайне реакционное течение в политической жизни США начала 50–х годов, получившее название «маккартизм». Идеолог антикоммунистической «охоты на ведьм».
103
Этель Грингласс Розенберг (1915—1953) и Джулиус Розенберг (1918—1953) в 1950 г. были обвинены в шпионаже в пользу СССР и передаче советскому вице–консулу в Нью–Йорке Анатолию Яковлеву чертежей атомной бомбы, похищенных из Исследовательского ядерного центра в Лос–Аламосе. В 1953 г. их казнили.
104
Дин Гудерхам Ачесон (1893—1971) — госсекретарь администрации Трумэна, главный противник сенатора Дж. Маккарти
105
Элджер Хисс (1904—1996) — американский дипломат и государственный деятель, соратник президента Рузвельта, в 1949 г. был осужден за шпионаж в пользу СССР.
106
Ричард Милхаус Никсон (1913—1994) — 37–й президент США, в 1946—1948 гг. — конгрессмен от штата Калифорния, в 1950–м — сенатор. В 1953—1961 гг. — вице–президент, в 1969—1974 гг. — президент США от Республиканской партии. Вышел в отставку в связи с угрозой обвинения по «Уотергейтскому делу».