Сильнее всего допекала его инструкция о вербовке среди местного населения платных доносчиков и информаторов. Придя к заключению о невозможности завербовать кого-нибудь из местечка Путима, где весь народ меднолобый, он наконец напал на мысль взять к себе на службу общинного подпаска-кретина, по прозванию Петька-Прыгни, который на этот окрик прыгал. Это был несчастный, обиженный природой и людьми, урод, пасший за дрянные харчи и несколько золотых в год принадлежащий общине скот.
Вахмистр велел его призвать и сказать ему:
— Знаешь, Петька, кто такой «старик Гулякин»?[15]
— М-м…
— Не мычи. Так называют государя императора. Знаешь, кто такой государь император?
— Гоцудаль импелатол…
— Молодец, Петька! Так заруби себе на носу: если услышишь, когда ходишь по избам обедать, кто-нибудь скажет, что государь император скотина или в этом роде, то моментально придешь ко мне и сообщишь. За это получишь от меня двадцать геллеров. А если услышишь, кто-нибудь скажет, что войну мы проиграем, опять придешь ко мне и скажешь, кто это говорил, и опять получишь двадцать геллеров. Но если я узнаю, что ты что-нибудь скрыл, то плохо тебе придется! Свяжу тебя и отправлю; в Писек. А теперь, ну-ка прыгни! — Петька подпрыгнул, а вахмистр дал ему двадцать геллеров и, довольный, написал рапорт в Окружное жандармское управление, что завербовал информатора.
На следующий день к вахмистру пришел священник и сообщил ему по секрету, что утром он встретил за деревней Петьку-Прыгни и тот ему сказал: «Батюшка, вчела пан вахмистл говолил, сто гоцудаль импелатол скотина, а войну мы плоиглаем. Бэ-э… Гоп!»
После разговора со священником вахмистр велел подпаска арестовать, и тот был позднее приговорен градчанским судом за изменнические козни, подстрекательство, оскорбление его величества и за целый ряд других преступлений к двенадцати годам тюрьмы.
Петька-Прыгни на суде держал себя, как на пастбище: на все вопросы блеял козой, а после вынесения приговора заржал и подпрыгнул. За это он был наказан в дисциплинарном порядке: твердая постель, одиночка и три дня в неделю на хлеб и воду.
С тех пор у вахмистра не было информатора, и ему пришлось ограничиться паллиативом: он сам выдумал себе информатора, сообщил по инстанции вымышленное имя и таким образом повысил свои доходы на пятьдесят крон, которые он пропивал в трактире «У Кота». После десятой кружки его начинали мучить угрызения совести, и пиво горкло у него во рту, когда он слышал от соседей всегда одну и ту же фразу: «Чтой-то нынче пан вахмистр невеселый, словно им не по себе». Тогда он уходил домой, а после его ухода кто-нибудь делал замечание: «Наши опять, должно, в Сербии п… Вахмистр филином глядит».
А вахмистр дома заполнял с тоски одну из бесчисленных анкет:
«Настроение среди населения — Ia…»
Для вахмистра наступили долгие бессонные ночи в постоянном ожидании ревизий, расследований. В кошмарах чудилась ему петля, подводят его к виселице, и в последний момент сам министр обороны кричит ему снизу: «Вахмистр! А где ответ на циркуляр за № 1789678/23792/XYZ?»
Все это было когда-то, но теперь! Теперь словно из всех углов жандармского отделения неслись к нему поздравления по поводу богатой добычи. И жандармский вахмистр Фландерка представлял себе совершенно ясно, как начальник Окружного жандармского управления хлопает его по плечу и говорит:
— Ich gratuliere Ihnen, Herr Wachmeister![16]
Жандармский вахмистр рисовал в своем воображении картины — одну пленительней другой. В извилинах его чиновничьего мозга вырастали и проносились отличия, повышения и долгожданная оценка его криминалистических способностей — оценка, открывающая ему широкую карьеру.
Вахмистр вызвал своего помощника и спросил его:
— Обед раздобыли?
— Принесли ему копченой свинины с капустой и кнедликом[17]. Супа уже не было. После обеда выпил стакан чаю и хочет еще.
— Дать! — великодушно разрешил вахмистр. — Когда напьется, приведите его ко мне.
Через полчаса привели Швейка, сытого и, как всегда, довольного.
— Ну как? Понравился вам обед? — спросил вахмистр.
— Обед был сносный, господин вахмистр. Только вот капусты не мешало бы побольше. Да, что делать, я знаю, что на меня не рассчитывали. Свинина хорошая, должно быть домашнего копчения, из собственной свиньи. И чай с ромом был неплох.
Вахмистр посмотрел на Швейка и начал:
— Правда ли, что в России пьют много чаю? А ром там тоже есть?