— Названия не припомните? — перебила Анна-Мария.
— Да, они знакомы с полицией не понаслышке, — оживилась старушка, не обращая внимания на вопрос. — Теперь фирмой заправляют его сыновья. Иногда Кертту меня раздражает. Она часто говорит о деньгах и о бизнесе и о разных известных людях, с которыми встречаются ее мальчики. Но Вильма говорила мне на это: «Оставь. Если деньги делают ее счастливой — ради бога. Что тебе с того?» Да, все так просто. Но прошлым летом… Ах, я никогда не чувствовала себя такой молодой и свободной. Вы можете думать что хотите, Анна-Бритт…
— Анна-Мария.
— …но я вам скажу: Вильма была самым близким мне человеком. Да, мы дружили, семнадцатилетняя девушка и восьмидесятилетняя старуха. Хотя она и не считала меня таковой.
Стояла середина августа, пора черники. Симон вел машину по лесной дороге, Вильма сидела рядом с ним, Анни — на заднем сиденье с роллатором на коленях. Вот они прибыли на место. Здесь много черники и клюквы почти у самой дороги. Анни сама вылезла из машины. Симон помог ей вынести роллатор и ведро. Погода была прекрасная. Светило солнце, в воздухе витали лесные ароматы.
— Я впервые в этих местах, — сказала Анни.
Симон сочувственно посмотрел на нее и роллатор. Еще бы!
— Можем составить вам компанию, — предложил он. — Я понесу ведро.
— Оставь, — сказала Вильма.
Анни повторила по-фински «älä»[6] и махнула рукой, словно отгоняя муху. Вильма понимала: старушке надо побыть одной, в тишине. Даже если она не положит в ведро ни одной ягоды — это не имеет никакого значения. Ей будет достаточно просто посидеть на камне.
— Мы заберем тебя через три часа, — предложила Вильма, после чего многозначительно улыбнулась Симону: — Я знаю, чем нам занять себя на это время.
— Замолчи, — засмущался Симон, косясь на Анни.
Вильма засмеялась:
— Анни скоро восемьдесят. У нее пятеро детей. Ты думаешь, она забыла, как это делается?
— Я ничего не забыла, — строго возразила Анни. — Не смущай молодого человека.
— Только не умирай здесь, — улыбнулась Вильма, садясь в автомобиль.
Они отъехали на несколько метров, когда машина остановилась и девушка высунула голову из окна:
— Хотя если тебе вздумается здесь умереть, то место просто фантастическое!
В половине шестого вечера Анна-Мария Мелла открыла дверь прозекторской больницы города Кируны.
— Опять прибежала? — недовольно проворчал Ларс Похьянен, поздоровавшись.
Когда Анна-Мария видела патологоанатома Похьянена в этой комнате, тощего, в мятом зеленом комбинезоне, ей всегда казалось, что он мерзнет.
Сегодня Ларс был в своем репертуаре, готовый спорить и пререкаться с ней по любому поводу. Настроение у инспектора Мелла сразу поднялось.
— Я думала, ты соскучился по мне! — Анна-Мария одарила доктора самой сияющей из своих улыбок.
Похьянен засмеялся, хотя издаваемые им при этом звуки скорее походили на хрип.
Вильма Перссон лежала перед ним голая на столе из нержавеющей стали. Похьянен снял с нее водолазный костюм и белье, разрезав то и другое на части. Белая, с серыми пятнами, кожа девушки словно выщелочена и покрыта крупными порами. Рядом с телом стояла полная окурков пепельница, однако Анна-Мария ничего не сказала по этому поводу: она ведь не была доктору Похьянену ни начальником, ни мамой.
— Я только что беседовала с ее прабабушкой, — сообщила инспектор Мелла. — Хотелось бы знать, что ты думаешь об этом несчастном случае.
Похьянен покачал головой:
— Я еще не вскрывал ее. Ты видишь, в каком состоянии тело, однако оно сильно повредилось после смерти.
Он ткнул пальцем в места на лице, где должны были быть нос и губы.
— А почему она полысела? — спросила Анна-Мария, кивая на разбросанные по полу кучки волос.
— Корни в воде сгнивают, и тогда волосы выпадают сами собой, — ответил Похьянен.
Он взял покойницу за руку, которую принялся разглядывать, сощурив глаза.
— На правой руке не хватает большого пальца и мизинца, — наконец заметил доктор. — Хотя я давно уже обратил внимание… — Похьянен прокашлялся. — Она потеряла ногти, но не все. Ты видишь ее правую руку? Конечно, кожа на пальцах легко отслаивается, поэтому мне надо быть осторожней… Смотри, большой палец и мизинец отвалились, однако остались средний и безымянный. И если мы теперь сравним с другой рукой…
Тут Похьянен поднял, держа за запястья, обе руки девушки, и Анна-Мария наклонилась вперед, чтобы лучше видеть.
— Оставшиеся на левой руке ногти окрашены черным лаком и обработаны пилочкой. Они неплохо сохранились, не правда ли? В то время как ногти на среднем и безымянном пальцах правой руки коричневого цвета, и лак стерт.