На Филиппинах древнейшие человеческие останки представлены передней частью черепа, найденной в одной из пещер Та-бон на Палаване, заселенной 22–24 тыс. лет назад [475, с. 40–44]. Данные об этой находке полностью еще не опубликованы. В том же слое позже была найдена нижняя челюсть, которую Н. Макинтош назвал австралоидной [925, L]. На Палаване в пещере Дуйонг обнаружено неолитическое погребение, относящееся к началу III тысячелетия до н. э. [475, с. 60], но и эти палеоантропологические данные еще не опубликованы. В пещерах Табон удалось вскрыть серию погребений в сосудах, относящихся ко второй половине II тысячелетия и I тысячелетию до н. э. По ярко выраженной скуластости и лопатообразным резцам Н. Уинтерс определил их как монголоидные [1486][10].
Таким образом, в островной части Юго-Восточной Азии останки монголоидов доисторической эпохи пока найдены только на Филиппинах, Сулавеси и в Сараваке. Конечно, по этим случайным находкам трудно судить о реальной картине. Однако описанные материалы хорошо увязываются с лингвистическими и археологическими данными, свидетельствующими о том, что предки полинезийцев и микронезийцев пришли с Филиппин или из северо-восточной части Индонезии примерно 4 тыс. лет назад. В их жилах текла преимущественно монголоидная кровь.
Итак, данные, полученные на островной части Юго-Восточной Азии, могут свидетельствовать о длительном проживании австралоидов на о-вах Сунды по крайней мере до 1000 г. до н. э. или еще позже. Однако к 3000 г. до н. э. или еще раньше сюда начали проникать монголоиды, пришедшие через Филиппины на север Калимантана и на Сулавеси. Последняя значительная волна монголоидов, вполне вероятно, могла распространиться на западе Индонезии за последние 2500 лет. Что касается причины распространения монголоидов в островной части Юго-Восточной Азии, то предположительно его можно связывать с общим ростом народонаселения в неолите вследствие развития земледелия и оседлости. Более поздние хозяйственные успехи индианизированных царств, несомненно, ускорили этот Процесс.
Новая Гвинея была заселена более 30 тыс. лет назад, но до сих пор там не обнаружено человеческих останков эпохи плейстоцена. Генетические и фенотипические данные позволяют предполагать, что население Новой Гвинеи находится в тесном родстве с австралийскими аборигенами. Но если австралийские аборигены развивались в длительной изоляции, то папуасы смешивались с людьми, имевшими монголоидные черты и заселившими Меланезию, Микронезию и Полинезию в последние 5 тыс. лет.
Таким образом, в истории формирования антропологического типа в Меланезии можно выделить два основных этапа. Более длительный первый этап, начавшийся 30 тыс. лет назад, — это заселение Новой Гвинеи и соседних островов и первоначальное развитие здесь австралоидов. Второй этап, который охватывает последние 5 тыс. лет, совпал с распространением австронезийских языков и расселением клинальных групп с более выраженным монголоидным фенотипом. Эти группы отличались от классических материковых монголоидов и скорее были переходным типом (встречается сейчас на востоке Индонезии).
В целом эта эволюционная модель основывается на идеях К. Куна. Но в прошлом высказывались иные точки зрения. В 1937 г. У. Хауэлле попытался объяснить разнообразие антропологических типов в Меланезии четырьмя миграциями. Первыми были австралийские аборигены, заселившие Новую Гвинею, о-ва Бисмарка и Новую Каледонию. За ними пришли негритосы, затем негры, последними были небольшие миграции из Полинезии и Микронезии. В 1949 г. Дж. Бердселл выдвинул свою теорию, сходную с гипотезой Хауэллса. По мнению Бердселла, первыми пришли негритосы, с которыми связаны многие черты папуасов, обитающих в Нагорьях Новой Гвинеи. За ними последовали две другие группы, названные исследователем муррайями (архаические кавказоиды) и Карпентариями (австралоиды). Большого влияния на Новую Гвинею они не оказали, но муррайи оставили глубокий след в истории севера Новой Каледонии. Последняя, поздняя группа состояла из монголоидов. И Хауэлле, и Бердселл считали, что антропологическая картина в Меланезии — результат гибридизации этих четырех групп.
Хауэлле и Бердселл были единодушны в том, что монголоиды пришли последними, но в вопросе о первых трех миграциях их мнения разошлись. Однако ни то, ни другое не подтверждается современными данными. Если не пытаться отделить негритос-скую миграцию от австралоидной, то почти нет оснований говорить о более чем двух миграциях. Некоторые антропологи, негативно относящиеся к теориям миграционизма, впали в другую крайность. «Современное меланезийское население является продуктом длительных сложных изменений, — пишет Д. Суиндлер, — причем его крайнее разнообразие, так бросающееся в глаза, было вызвано в первую очередь такими процессами, как мутация, миграция, естественный отбор, генетический дрейф и предпочтительные браки… Первичные компоненты, позже смешавшиеся, могли быть представлены, многочисленными разнотипными группами, медленно проникавшими в Меланезию из Азии и заселявшими местные острова. Они смешивались с некоторыми соседними группами, но по отношению к другим сохраняли эндогамию. Что представлял собой этот процесс: три-четыре отдельные миграции или медленную инфильтрацию различных мелких групп? Последнее кажется более правдоподобным» [1352, с. 48–49].
Суиндлер не прав, отказываясь от идеи нескольких миграций. Археологические и лингвистические данные позволяют предполагать, что в Меланезии наблюдалось два основных периода миграций, а в промежутке между ними могла происходить инфильтрация мелких групп. Этими двумя крупными группами были австралоиды и более монголоидное население. В Меланезии это население широко смешивалось с ранее пришедшими австралоидами, но в Полинезии и Микронезии оно сохранило свой облик. Две последние области были заселены исключительно австронезийцами, носителями значительного монголоидного наследия.
Сходство полинезийцев по антропологическим признакам (по М. Петрусевски)
Сколько миграций было необходимо для возникновения современной картины в Полинезии и Микронезии? В Полинезии, как показывают археологические и лингвистические исследования, была лишь одна крупная миграция, в Микронезии, видимо, две: одна с запада, другая с юга, но их нельзя расчленить исходя из современного антропологического типа, распространенного здесь. Вот почти все, что можно пока сказать о Микронезии. Что касается Полинезии, то ранние авторы писали о миграциях двух и более отдельных групп. Так, в 1924 г. Л. Салливен высказал мысль о четырех компонентах формирования полинезийцев: двух кавказоидных, одном негромеланезоидном и одном негромонголоидном. В прошлом представители этих антропологических типов в разной пропорции комбинировались на разных островах. В 1943 г. Г. Шапиро высказал предположение, что вначале мигрировало долихокефальное население, которое в окраинных районах Полинезии сохранялось вплоть до появления европейцев, а затем происходила миграция брахикефального населения, ставшего основным в Центральной Полинезии и на Гавайях. Выводы Г. Шапиро хорошо аргументированы и до сих пор не потеряли своей значимости. «В основе полинезийского населения, — писал он, — лежит единый антропологический тип, что свидетельствует о происхождении последовательных волн пришельцев из одного источника. Принадлежность разных волн мигрантов к различным антропологическим типам представляется весьма сомнительной» [1208]. Этот вывод приемлем и сейчас, однако мнение о том, что в Полинезии наблюдалось более одной миграции, теперь можно поставить под сомнение, хотя на основе одних только антропологических данных опровергнуть его невозможно.