Два опасных врага сторожат характерологию. Один из них принимает характер за нечто данное и не допускает наряду с художественной и научной разработки характеров. Другой враг сливает реальность и ощущение воедино, на ощущении строит и мир, и человеческое «я», – и для него не существует характера как такового. Но как быть тогда характерологии – науке о характере? «Индивидуальное не поддается изучению», «индивидуум невыразим» – вот мнение тех, кто держит за основу индивидуума, тогда как другие, ушедшие совершенно в науку, не верующие даже в «искусство как орган жизнепонимания», твердят, что науке чуждо всякое понимание характера. Вот какому перекрестному огню подвержено установление характерологии. Невольно страшит опасение, что и ее постигнет судьба ее сестер и что, как физиономика, гадательное искусство и графология, характерология навсегда останется невыполненным обетом.
Следующие главы попытаются дать ответ на этот вопрос. В них будет заключаться исследование бытия, утверждаемое в характерологии, бытия в его простейшем многообразном значении. Отчего этот вопрос связан с психическими различиями полов – выяснится только в конечных результатах моей работы.
Глава II Мужская и женская сексуальность
Психологию вообще нужно понимать как психологию психологов, являющихся поголовно мужчинами. С тех пор как люди записывают историю, не было слышно ни об одном психологе из женщин. И поэтому психология женщины образует главу, занимающую в общей психологии такое же место, как психология ребенка. И так как психологию пишет мужчина и, хотя бы и бессознательно, имеет, очевидно, в виду именно мужчин, то всеобщая психология стала психологией мужчин, а психологическая проблема полов намечается только с возникновением мысли о психологии женщины.
Кант сказал: «Женские особенности в антропологии должны больше привлекать внимание философа, чем мужские». Психология полов всегда будет покрываться психологией «Ж».
Но и психология «Ж» пишется без исключения всегда мужчинами. Ясно, что настоящую психологию «Ж» дать невозможно, так как описание ее не основано на самонаблюдении. Если допустить, что женщина сама написала бы о себе с надлежащей точностью, то и тогда останется вопрос: отнесется ли она с достаточным вниманием к тому именно, что нас больше всего интересует. И еще: если допустить, что она хочет и умеет полностью постичь себя, – явится ли у нее желание заговорить о себе? Насколько маловероятно такое предположение, будет в дальнейшем изложении установлено на основе общей природы женщины.
Исследование такого рода возможно предпринять только тогда, если о женщине кто-либо, а не сама женщина, сумеет вывести правильные заключения. Замечу еще одно. Еще ни разу беременная женщина не выразила – статьей ли, стихотворением или в другой какой-либо форме – своих переживаний, ощущений и чувств. Разве и это является следствием ее порабощенности мужчиной? Предполагать причиной этого стыдливость – нельзя. Еще Шопенгауэр вполне правильно замечает, что беременной женщине несвойственно стыдиться своего состояния. Но если далее допустить такую причину, то женщина могла хотя бы после родов записать свои воспоминания о пережитом, когда мотив непосредственной стыдливости отпадает; но, несмотря на очевидный интерес, каким была бы встречена такая попытка, этого не приходилось наблюдать. Такого рода книги принадлежат одним мужчинам. Книги, в которых женщины за последнее время дают некоторые сведения, являются лишь частью женственными и больше всего наполнены рассказами о мужском элементе, который заключен в женщинах-авторах. Таким образом, нам остается только одно: исследовать женственное в самом мужчине. Предпосылкой правильного суждения мужчины о женщине является принцип половых промежуточных форм. Но ограничить и дополнить этот принцип является в данном случае необходимостью, так как без таких ограничений окажется, что лучше всего может описать женщину женственный мужчина, и, следовательно, настоящая женщина может лучше всего охарактеризовать себя, – в чем мы, однако, сильно сомневаемся. Надо сделать оговорку, что мужчина может обладать определенной дозой женственности и все же не принадлежать к половым промежуточным формам. Тем более поражает способность мужчины устанавливать глубокие истины о природе женщины. Эта способность понимать женщину особенно поражает у мужественных мужчин[6]. Но мужественность многих из мужчин, обладающих в полной мере пониманием женщины, – бесспорна. Такое понимание не допускает отрицания и в «М» в его наиболее чистом виде, а поэтому может возникнуть вопрос о самом праве мужчины судить о природе женщины.