Восточноевропейское Управление ЦРУ иллюзий на этот счет не испытывало. На совещании 22 июня 1961 года в штаб-квартире ЦРУ бывший директор БОБ Билл Харви высказался следующим образом: «Не реалистично думать, будто мы могли бы внедрить в восточную зону достаточно большую агентурную сеть, которая сумела бы... сыграть определенную роль в организации групп сопротивления и остаться в состоянии готовности, пока не потребуется ее помощь для поддержки военных операций. У нас нет таких возможностей, особенно если учесть эффективную защиту [восточногерманского] Министерства госбезопасности»[888].
Все восточноевропейское Управление было согласно с мнением Харви. Большинство присутствующих живо вспомнили, как провалилась военизированная программа в Восточной Германии, связанная со Свободными юристами. Единодушно были отвергнуты предложения по мерам «увеличения потока беженцев», потому что он увеличился бы, даже если бы были проведены военные акции, предполагаемые планом Ачесона. Если переусердствовать, как считали сотрудники, то «можно ускорить кризис и подтолкнуть Восток на блокаду города»[889].
Готовясь к совещанию Национального совета безопасности, которое должно было состояться 13 июля, ЦРУ докладывало: «Советы, вероятно, полагают, что в настоящий момент Запад ограничен в возможностях пробудить сопротивление в Восточной Германии». Далее в докладе говорилось: «если предостережения отдельных лиц и тайная деятельность убедят Москву в том, что берлинский кризис способен спровоцировать тайно поддерживаемую волну беспорядков в странах-сателлитах, тогда Советы будут действовать более осмотрительно в отношении Берлина». Эта наивная вера в «посланный Советам сигнал» была неуместна в берлинских обстоятельствах[890]. Трудно представить, что еще американцы могли сделать, дабы убедить Советы, будто недовольство в Восточной Германии, а также поток беженцев были результатом сознательных действий западных правительств[891].
Словно для подтверждения, председатель КГБ Александр Шелепин послал подробный сорокадевятистраничный доклад по данному вопросу министру иностранных дел Андрею Громыко[892]. Датированный 13 июля 1961 года, доклад был посвящен деятельности «реваншистских и милитаристских организаций в Западной Германии и Западном Берлине», направленной против ГДР. В нем отражалась точка зрения КГБ, что эти группы активизируются, и особое внимание уделялось тому, что «деятельность этих организаций поддерживается правительством Бонна». Согласно докладу, Аденауэр сказал в июле 1960 года: «Если немецкий народ будет верен Западу, то наступит день, когда Восточная Пруссия будет освобождена»[893].
В докладах КГБ того времени довольно трудно понять, что объективно, а что «идеологически выдержано», но, как мы видели, особенно в период кампании активных мероприятий против «шпионского болота» в Западном Берлине, Советы были отлично информированы о присутствии там разведки союзников. В докладе КГБ о деятельности БОБ в 1960—1961 годах отмечается, что «самый большой полевой орган ЦРУ в Европе действует в Западном Берлине» и что «он известен американской разведке как Берлинская Оперативная база», работающая под военным прикрытием. И далее: «База ЦРУ в Западном Берлине действует независимо, подчиняясь непосредственно Вашингтону». Ее директором был назван Дейв Мерфи[894].
Несмотря на то, что американцы продолжали уделять большое внимание берлинскому кризису, — по их мнению, он разразится в конце 1961 года после подписания мирного договора — советское посольство в Восточном Берлине было всерьез озабочено проблемой беженцев и считало необходимым поторопиться с подписанием договора, так как беженцев становилось все больше. Посол Михаил Первухин послал 7 июля письмо министру иностранных дел Громыко, где обращал его внимание на то, что мирный договор и контроль над сообщениями между ФРГ и Западным Берлином не только подтвердит суверенитет ГДР, но также «создадут условия для решения более насущной проблемы ГДР — исхода населения в Западную Германию»[895].
Описывая жестокую реальность берлинской проблемы, Первухин беспристрастно указывал на трудности, с которыми могла столкнуться ГДР, взяв на себя контроль над воздушными коридорами, однако он считал, что советские военные и ГДР должны были выработать совместную процедуру «определения местонахождения и перехвата нарушившего границу самолета». Что касалось проезда военного транспорта, то Первухин предлагал начать проверку документов у каждого человека и досмотр всех грузов еще до подписания мирного договора. (Советы пытались провести это в жизнь во время кризиса 1958 года, однако сопротивление союзников затруднило проведение этой меры.) Он считал, что ГДР должна установить более высокую стоимость на военные перевозки, чем установлены в ФРГ[896]. И высказывал предложение разделить железнодорожную систему на западную и восточную, однако оговаривался, что это будет трудно осуществить и дорого.
891
Ibid. Например, в своей речи на московском совещании 3-5 августа 1961 года первых секретарей центральных комитетов коммунистических и рабочих партий стран-членов Варшавского договора по вопросам, связанным с подготовкой к подписанию мирного договора, Ульбрихт заявил, что «Аденауэр и Брандт в своих переговорах с ведущими политиками США настаивали на том, что необходимо и возможно найти способы организовать восстание в ГДР с целью свержения власти рабочих и крестьян». ЦХСД, фонд 10, опись 3, ед.хр. 7.
894
АСВР док. 92560, т. 9, с. 127-134. В отдельном докладе КГБ (АСВР док. 93272, т. 1, с. 43) сказано, что Мерфи работал в Западном Берлине с 1955 по 1961 год, сначала заместителем директора (1955-1959), потом директором БОБ (1959-1961).
895
Копия письма Первухина была представлена архивом СВР Кондрашеву. Английский перевод см.: Harrison. Ulbricht and the Concrete «Rose».