Следует напомнить, что глубокий интерес к вопросам экономического развития имеет прецеденты в истории политической экономии. Действительно, вопросы экономического развития стояли в центре внимания классической политэкономии. Об этом свидетельствует как само название, так и содержание проложившей новые пути в науке работы Адама Смита. Анализом сил, обусловливающих экономический прогресс, занимались многие поколения экономистов-теоретиков независимо от тех названий, которые они давали своим работам. Их взгляды относительно условий, необходимых для экономического развития, были следствием тщательного наблюдения и изучения общества, в котором они жили, и вели их к твердому убеждению, что политические, общественные и экономические отношения, преобладавшие в то время, серьезно затрудняли и тормозили развитие производственных возможностей. Касались ли они недостатков меркантилистской теории внешней торговли или ограничений, налагаемых цеховой системой; стоял ли вопрос о функциях государства в экономической жизни или о роли класса землевладельцев, экономисты-классики без всяких колебаний показывали, что необходимой предпосылкой экономического прогресса было устранение отживших политических, общественных и экономических отношений и обеспечение условий свободной конкуренции, при которой индивидуальное предпринимательство и личная инициатива получили бы широкие возможности для своего беспрепятственного проявления.
Экономисты-классики не ограничились критикой существовавшего тогда общества и делали попытку дать позитивный анализ руководящих принципов поднимающегося капиталистического строя. Более того, именно этот их позитивный вклад дал нам многие из тех знаний о функционировании капиталистической системы, которыми мы обладаем ныне. В данной связи следует подчеркнуть, однако, что главным стимулом их удивительных научных и публицистических трудов была остро ощущаемая потребность убедить общество в необходимости безотлагательного освобождения от феодальных и полуфеодальных оков. И одного этого достаточно для того, чтобы можно было связать классическую школу политэкономии с подъемом и развитием капитализма, с триумфом современной буржуазии. По словам профессора Лайонела Роббинса,
«система экономической свободы не была простой абстрактной рекомендацией государству не вмешиваться в экономику. Это было настоятельное требование устранить то, что считалось тогда тормозящими антиобщественными препятствиями, и освободить колоссальный потенциал свободной новаторской индивидуальной инициативы. И, конечно, именно в таком духе сторонники этой теории в своей практической деятельности вели агитацию против главных видов этих препятствий, против привилегий, предоставляемых государством отдельным компаниям и корпорациям, против закона о подмастерьях, против регулирования передвижения населения, против ограничения импорта. Чувство миссионерства, которым было проникнуто фритредерское движение, типично для обстановки общей борьбы за освобождение стихийной инициативы и энергии. Несомненно, что экономисты-классики были интеллектуальным авангардом этого движения»[1-1].
Однако, как только капитализм полностью сложился, как только буржуазный общественно-экономический строй упрочился, этот строй был воспринят буржуазными экономистами «сознательно или бессознательно» как «конечная станция» истории и всякое обсуждение вопросов социального и экономического развития прекратилось. Как та бостонская леди, которая на вопрос о том, много ли она путешествовала, ответила, что ей не надо было путешествовать, так как ей повезло и она родилась прямо в Бостоне, экономисты-неоклассики в отличие от своих предшественников-классиков намного меньше занимались проблемой путешествий и намного больше вопросом о том, как лучше изучить и оборудовать тот дом, в котором они родились. Конечно, некоторым из них этот дом не казался полностью совершенным, но все они считали его достаточно комфортабельным и просторным для того, чтобы можно было делать в нем различные улучшения. Но эти улучшения, какими бы желательными они ни казались, должны были производиться медленно, осторожно, с возможно меньшим ущербом фундаменту и опорам всей системы. Практичными и желательными считались лишь частичные усовершенствования. Никакие глубокие, никакие радикальные меры не могли заслужить одобрения со стороны экономической науки[1-2]. Natura non facit saltum — «Природа не делает скачков». Эта догма, предполагающая отсутствие развития, конечно, не могла быть девизом экономического развития.
[1-1]
Lionel Robbins. The Theory of Economic Policy in English Classical Political Economy, London, 1952, p. 19.
[1-2]
Поэтому далеко не случайно, что основным ядром неоклассической политэкономии стала теория предельной полезности, отличающаяся прежде всего своим статичным характером.