Такое положение сохранялось бы и поныне, и проблемы экономического развития были бы по-прежнему уделом «подполья» экономической и общественной мысли, если бы не те исторические процессы, которые в течение нескольких десятилетий коренным образом изменили всю общественную, политическую и интеллектуальную обстановку. Действительно, пока экономисты неоклассики были заняты дальнейшим уточнением статичного анализа равновесия и поисками дополнительных аргументов с целью доказать жизненность и внутреннюю гармонию капиталистической системы, сам капитализм претерпевал глубокие изменения.
К концу XIX в. первая фаза индустриализации западного мира приближалась к своему завершению. Полное использование техники того времени, основанное главным образом на применении угля и пара, имело своими последствиями не только колоссальное расширение тяжелой промышленности, огромный рост продукции и революцию в средствах транспорта и связи, но и глубочайшие изменения в структуре капиталистической экономики. Гигантские шаги сделала концентрация и централизация капитала, и в центр сцены экономической жизни выдвинулось крупное предприятие, вытесняя и поглощая мелкие фирмы. Расшатывая конкурентный механизм, который плохо ли, хорошо ли, но все-таки регулировал функционирование экономической системы, крупное предприятие стало основой монополий и олигополий — характерных для современного капитализма. Мир неоклассической политэкономии быстро распадался. В условиях господства мощных объединений, срывов экономической активности, растущих доходов крупных предприятий и сужения инвестиционных возможностей нельзя было ожидать ни медленного (но неуклонного) роста, ни относительно безболезненных постепенных приспособлений частичного характера.
Гармоничное движение капитала из развитых в менее развитые страны, которое, как ожидалось, должно было стимулироваться стремлением к прибыли, в действительности приняло форму ожесточенной борьбы за сферы приложения капитала, за рынки сбыта, за источники сырья. Проникновение капитала в отсталые колониальные районы, которое, как предполагалось, должно было распространить блага западной цивилизации во все уголки земного шара, на деле превратилось в беспощадное угнетение и эксплуатацию порабощенных наций.
Мощная тенденция к застою, к империалистическим военным столкновениям, острым политическим кризисам — тенденция, которую Маркс показал еще в середине XIX в. и которую позднее наблюдали и анализировали Гобсон, Ленин, Гильфердинг, Роза Люксембург и другие, — выявилась с такой силой, что вызвала глубокую тревогу у всех, кроме самых беспечных. Неистовая гонка вооружений, проводимая великими державами, начала поглощать все большую часть их национального продукта и стала наиболее важным фактором, определяющим уровень экономической активности. Быстро последовавшие друг за другом Японо-китайская война, Американо-испанская война, Англо-бурская война, кровавое подавление Ихэтуаньского восстания в Китае, Русско-японская война, Русская революция 1905 г., Китайская революция 1911—1912 гг. и, наконец, первая мировая война возвестили начало новой эпохи в развитии капитализма — эпохи империализма, эпохи войн, эпохи национальных и социальных революций[1-4].
[1-4]
«О все возрастающем размахе войн в Европе можно судить но следующему индексу, учитывающему размеры вооруженных сил, число убитых и раненых, число вовлеченных в войны стран и долю военнослужащих во всем населении.