И вот на съезде тов. Русов прежде всего и предложил выбрать две тройки. Сторонники Мартова, который письменно уведомлял нас о связи этого плана с ложным обвинением в оппортунизме, и не подумали, однако, свести спор о шестерке и тройке на вопрос о правильности или неправильности этого обвинения. Ни один из них и не заикнулся об этом! Ни один из них не решился сказать ни слова о принципиальном отличии оттенков, связанных с шестеркой и тройкой. Они предпочли более ходкий и дешевый прием – апеллировать к жалости, ссылаться на возможную обиду, притворяться, что вопрос о редакции решен уже назначением «Искры» Центральным Органом. Этот последний довод, выдвинутый тов. Кольцовым против товарища Русова, представляет из себя прямую фальшь. В порядок дня съезда были, – конечно, не случайно, – поставлены два особые пункта (см. стр. 10 протоколов): п. 4 – «ЦО партии» и п. 18 – «Выборы ЦК и редакции ЦО». Это во-первых. Во-вторых, при назначении ЦО все делегаты категорически заявляли, что этим не утверждается редакция, а лишь направление[109], ни одного протеста против этих заявлений не последовало.
Таким образом, заявление, что, утвердив определенный орган, съезд уже в сущности тем самым утвердил и редакцию, – заявление, повторявшееся много раз сторонниками меньшинства (Кольцовым, с. 321, Посадовским, там же, Поповым, с. 322 и мн. др.), – было прямо фактически неверно. Это был явный для всех маневр, прикрывающий отступление от позиции, занятой тогда, когда к вопросу о составе центров все могли еще относиться действительно беспристрастно. Отступление невозможно было оправдать ни принципиальными мотивами (ибо на съезде поднимать вопрос о «ложном обвинении в оппортунизме» было слишком невыгодно для меньшинства, которое и не заикнулось об этом), ни ссылкой на фактические данные относительно действительной работоспособности шестерки или тройки (ибо одно прикосновение к этим данным дало бы гору указаний против меньшинства). Пришлось отделываться фразой о «стройном целом», о «гармоническом коллективе», о «стройном и кристаллически-цельном целом» и т. п. Неудивительно, что такие доводы сейчас же и были названы настоящим именем: «жалкие слова» (с. 328). Самый план тройки ясно уже свидетельствовал о недостатке «гармоничности», а впечатления, собранные делегатами в течение более чем месячных совместных работ, очевидно, дали массу материала для самостоятельного суждения делегатов. Когда тов. Посадовский намекнул (неосторожно и необдуманно с его точки зрения: см. стр. 321 и 325 об «условном» употреблении им слова «шероховатости») на этот материал, то тов. Муравьев прямо заявил: «По моему мнению, для большинства съезда в настоящий момент вполне ясно видно, что такие[110] шероховатости несомненно существуют» (321). Меньшинство пожелало понять слово «шероховатости» (пущенное в ход Посадовским, а не Муравьевым) исключительно в смысле чего-то личного, не решившись поднять брошенной тов. Муравьевым перчатки, не решившись выдвинуть ни единого довода по существу дела в защиту шестерки. Получился прекомичный, по своей бесплодности, спор: большинство (устами тов. Муравьева) заявляет, что ему вполне ясно видно настоящее значение шестерки и тройки, а меньшинство упорно не слышит этого и уверяет, что «мы не имеем возможности входить в разбор». Большинство не только считает возможным входить в разбор, но уже «вошло в разбор» и говорит о вполне ясных для него результатах этого разбора, а меньшинство, видимо, боится разбора, прикрываясь одними «жалкими словами». Большинство советует «иметь в виду, что наш ЦО не есть только литературная группа», большинство «хочет, чтобы во главе ЦО стояли лица, вполне определенные, известные съезду, лица, удовлетворяющие требованиям, о которых я говорил» (т. е. именно требованиям не только литературным, стр. 327, речь тов. Ланге). Меньшинство опять-таки не решается поднять перчатки и ни слова не говорит о том, кто пригоден, по его мнению, для коллегии не только литературной, кто является «вполне определенной и известной съезду» величиной. Меньшинство по-прежнему прячется за пресловутую «гармоничность». Мало того. Меньшинство вносит даже в аргументацию такие доводы, которые абсолютно неверны принципиально и потому вызывают по справедливости резкий отпор. «Съезд, – видите ли, – но имеет ни нравственного, ни политического права перекраивать редакцию» (Троцкий, стр. 326), «это слишком щекотливый (sic!) вопрос» (он же), «как должны отнестись неизбранные члены редакции к тому, что съезд не желает долее их видеть в составе редакции?» (Царев, страница 324)[111].
109
См. стр. 140 протоколов, речь
110
Какие именно «шероховатости» имел в виду тов. Посадовский, мы таи и не узнали на съезде. Тов. же Муравьев в том же заседании (с. 322) оспаривал верность передачи его мысли, а во время утверждения протоколов прямо заявил, что он «говорил о тех шероховатостях, которые проявлялись в прениях съезда по разным вопросам, шероховатостях принципиального характера, существование которых в настоящий момент представляет уже, к сожалению, факт, которого никто не будет отрицать» (с. 353).
111
Ср. речь тов. Посадовского:… «Выбирая из шести лиц старой редакции трех, вы этим самым трех других признаете ненужными, лишними. А вы для этого не имеете ни права, ни основания».