Выбрать главу
Всё чудо из чудес, куда ни поглядишь; Но что мне в том, когда товарища не вижу? 280 Увы! я пуще жизнь мою возненавижу! Веселье веселит, когда его делишь». Лишь это вымолвить успела, Вдруг набежала тьма, встал вихорь, грянул гром, Ужасна буря заревела; Всё рушится, падет вверх дном, Как не бывал волшебный дом; И бедная Ветрана, Бледна, безгласна, бездыханна, Стремглав летит, летит, летит — 290 И где ж, вы мыслите, упала? Средь страшных Муромских лесов, Жилища ведьм, волков, Разбойников и злых духов! Ветрана возрыдала, Когда, опомнившись, узнала, Куда попалася она; Все жилки с страха в ней дрожали! Ночь адская была! ни звезды, ни луна Сквозь черного ее покрова не мелькали; 300 Всё спит! Лишь воет ветр, лишь лист шумит, Да из дупла в дупло сова перелетает, И изредка в глуши кукушка завывает. Сиротка думает, идти ли ей иль нет, И ждать, когда луны забрезжит бледный свет? Но это час воров! Итак, она решилась Не мешкая идти; итак, перекрестилась, Вздохнула и пошла по вязкому песку Со страхом и тоскою; 310 Бледнеет и дрожит, лишь ступит шаг ногою; Там предвещает ей последний час ку-ку! Там леший выставил из-за деревьев роги; То слышится ау; то вспыхнул огонек; То ведьма кошкою бросается с дороги Иль кто-то скрылся за пенек; То по лесу раздался хохот, То вой волков, то конский топот. Но сердце в нас вещун: я сам то испытал, Когда мои стихи в журналы отдавал; 320 Недаром и Ветрана плачет! Уж в самом деле кто-то скачет С рогатиной в руке, с пищалью за плечьми. «Стой! стой! — он гаркает, сверкаючи очьми.— Стой! кто б ты ни шел, по воле иль неволе; Иль света не увидишь боле!.. Кто ты?» — нагнав ее, он грозно продолжал; Но, видя, что у ней страх губы оковал, Берет ее в охапку И поперек кладет седла, 330 А сам, надвинув шапку, Припав к луке, летит, как из лука стрела, Летит, исполненный отваги, Чрез холмы, горы и овраги И, Клязьмы доскакав высоких берегов, Бух прямо с них в реку, не говоря двух слов; Ветрана ж: ах!.. и пробудилась — Представьте, как она, взглянувши, удивилась! Вся горница полна людей: Муж в головах стоял у ней; 340 Сестры и тетушки вокруг ее постели В безмолвии сидели; В углу приходский поп молился и читал; В другом углу колдун досужий[1] бормотал; У шкафа ж за столом, восчанкою накрытым, Прописывал рецепт хирургус из немчин, Который по Москве считался знаменитым, Затем, что был один. И всё собрание, Ветраны с первым взором: «Очнулась!» — возгласило хором; 350 «Очнулась!» — повторяет хор; «Очнулась!» — и весь двор Запрыгал, заплясал, воскликнул: «Слава богу! Боярыня жива! нет горя нам теперь!» А в эту самую тревогу Вошла Всеведа в дверь И бросилась к Ветране. «Ах, бабушка! зачем явилась ты не ране? — Ветрана говорит. — Где это я была? И что я видела?.. Страх... ужас!» — «Ты спала, 360 А видела лишь бред, — Всеведа отвечает. — Прости, — развеселясь, старуха продолжает, — Прости мне, милая! Я видела, что ты По молодости лет ударилась в мечты; И для того, когда ты с просьбой приступила, Трехсуточным тебя я сном обворожила И в сновидениях представила тебе, Что мы, всегда чужой завидуя судьбе И новых благ желая, Из доброй воли в ад влечем себя из рая. 370 Где лучше, как в своей родимой жить семье? Итак, вперед страшись ты покидать ее! Будь добрая жена и мать чадолюбива, И будешь всеми ты почтенна и счастлива». С сим словом бросилась Ветрана обнимать Супруга, всех родных и добрую Всеведу; Потом все сродники приглашены к обеду; Наехали, нашли и сели пировать. Уж липец зашипел, всё стало веселее, Всяк пьет и говорит, любуясь на бокал: 380 «Что матушки Москвы и краше и милее?»— Насилу досказал.
1794

Басни

Книга первая

66. ДУБ И ТРОСТЬ{*}

Дуб с Тростию вступил однажды в разговоры: «Жалею, — Дуб сказал, склоня к ней важны взоры, — Жалею, Тросточка, об участи твоей! Я чаю, для тебя тяжел и воробей; Легчайший ветерок, едва струящий воду, Ужасен для тебя, как буря в непогоду, И гнет тебя к земли, Тогда как я — высок, осанист и вдали Не только Фебовы лучи пересекаю, Но даже бурный вихрь и громы презираю; Стою и слышу вкруг спокойно треск и стон; Всё для меня Зефир, тебе ж всё Аквилон. Блаженна б ты была, когда б росла со мною: Под тению моей густою Ты б не страшилась бурь; но рок тебе судил Расти, наместо злачна дола, На топких берегах владычества Эола, По чести, и в меня твой жребий грусть вселил». — «Ты очень жалостлив, — Трость Дубу отвечала, — Но, право, о себе еще я не вздыхала, Да не о чем и воздыхать: Мне ветры менее, чем для тебя, опасны. Хотя порывы их ужасны И не могли тебя досель поколебать, Но подождем конца». — С сим словом вдруг завыла От севера гроза и небо помрачила; Ударил грозный ветр — всё рушит и валит, Летит, кружится лист; Трость гнется — Дуб стоит. Ветр, пуще воружась, из всей ударил мочи— И тот, на коего с трудом взирали очи, Кто ада и небес едва не досягал, — Упал!
<1795>
вернуться

1

В старину их называли досужими. См. Ядро Росс. истории кн. Хилкова.