Нет искупленья! Нет отрады!
Еще ваш терем всех дивит,
Еще во цвете вертограды,
Но кто в них пиршество творит? —
Пришлец, пришлец, ко злату жадный,
Кто, яко волк несытый, гладный,
С весельем вашей смерти ждал;
А вы... вы в персть преобращенны,
И сан, и вы уже забвенны,
И самый след ваш здесь пропал!
Но коль мы редко вспоминаем
Ужасну истину сию,
Всечасно равных погребаем,
А чтим бессмертной жизнь свою.
Предавшися сует прельщенью,
Как звери токмо побужденью
Покорствуем своих страстей:
Зияет бездна перед нами,
А мы с закрытыми очами
Упоеваемся над ней!
И се... стремглав в нее упали!
О, горе, горе будет тем,
Которы слабых угнетали
В минутном счастии своем!
Невинных вздох не пропадает,
Творец на лица не взирает,
И страшный ад неумолим.
Злодеи! бойтесь, трепещите!
А вы, гонимы, не ропщите!
Есть бог, есть вечность обоим.
245. НАДПИСЬ {*}
К ПАМЯТНИКУ МОРЕХОДЦА ШЕЛЕХОВА
Как царства падали к стопам Екатерины,
Росс Шелехов без войск, без громоносных сил
Пустился в новый свет чрез бурные пучины
И три народа [1] ей и богу покорил.
246. ГОРЛИЦА И МАЛЬЧИК {*}
(Подражание французскому)
Когда блестящий день,
Явившись на земле, прогнал угрюму тень
Задумчивыя нощи
И светом землю устилал,
Сидела горлица на кустике близ рощи.
Случилося тогда, что мальчик тут гулял,
Гулял, резвился, забавлялся
И бегать там и сям пускался.
В руках у мальчика была
Каленая стрела.
Он птицу зрит уединенну,
Добыче радуется сей.
Подходит ближе к ней.
Какой же ужас вдруг его объемлет!
Не рад добыче он, не рад стрелам своим.
Он внемлет,
Как горлица, сраженна им,
Трепещет и вздыхает.
Он видит кровь ее, текущую ручьем, —
И жалость пробудилась в нем,
Он сам тут плакать начинает.
О ты, что остроумием своим,
Улыбкой, смехом злым,
Своими едкими словами,
Как острыми стрелами
Разишь сердца людей!
Проникни в сердце тех, которых уязвляешь.
Тогда, чем смех ты возбуждаешь,
Исторгнет слезы из очей.
247. СОНЕТ{*}
Однажды дома я весь вечер просидел.
От скуки книгу взял — и мне сонет открылся.
Такие ж я стихи сам сделать захотел.
Взяв лист, марать его без милости пустился.
Часов с полдюжины над приступом потел.
Но приступ труден был — и, сколько я ни рылся
В архиве головной, его там не нашел.
С досады я кряхтел, стучал ногой, сердился.
Я к Фебу сунулся с стишистою мольбой;
Мне Феб тотчас пропел на лире золотой:
«Сегодня я гостей к себе не принимаю».
Досадно было мне — а всё сонета нет.
«Так черт возьми сонет!» — сказал — и начинаю
Трагедию писать; и написал — сонет.
248. НОЧЬ{*}
В черной мантии волнистой,
С цветом маковым в руках
И в короне серебристой —
В тонких, белых облаках —
Потихоньку к нам спустилась
Тишины подруга, ночь,
Вечера и теней дочь,
Лишь на землю появилась.
Всё покрыла темнотой.
Шум, тревоги улетели,
Не поладив с тишиной.
Замолчали тут свирели,
Птички песен не поют.
Спят зефиры, дремлют рощи,
Ручейки чуть-чуть текут.
Милый спутник тихой нощи,
Сон слетел за нею вслед.
Нежною своей рукою
Манит от трудов к покою
И рекой обильной льет
Усыпленья нектар сладкой.
Из-за облачка украдкой
Смотрит скромная луна.
Серебро свое она
То в заснувший луг бросает
Сквозь березовых листов,
То лучом своим играет
Со струями ручейков.
Я не сплю — и наслаждаюсь
Ночи сладкой тишиной,
И природою прельщаюсь.
Клоя, друг любезный мой!
Ах! зачем я не с тобой
Ночи сладостью питаюсь?
Ах! Зачем тебя здесь нет?
Ночь была б еще милее,
И луна тогда б щедрее
Рассыпала тихий свет.
Сокрываяся в лесочке
Иль качаясь на кусточке,
Песнею тебя своей
Забавлял бы соловей.
Приходи, мой друг сердечный,
Приходи в луга сии!
В здешней жизни скоротечной
Услаждай ты дни мои,
Дружбой услаждай своею!
Кто в сем мире одарен
Дружелюбною душею,
Тот и в горестях блажен.