Придите же и вы, братья мои, к мысленному торжеству любви, ибо сегодня примет она всех и будет скорой предстательницей каждого, кто ее возлюбил, только бы вняли они ее призыву! Как же начать мне похвалу моей Любви? Никоим образом не осилить мне сей труд, но ты сама научи меня, что говорить, о истинная и сладкая Любовь. Ибо, дорогие мои братья, как же мне собственными своими силами написать и поведать о столь великом даровании, которое превосходит меру человеческой силы? Какой смертный язык сможет рассказать о таковой небесной пище и наслаждении святых ангелов, пророков и мучеников, подвижников и преподобных и всего сонма праведных, пребывающих на Небесах?
Поистине, братья мои, даже если мне будут дарованы все языки человеческие, бывшие от Адама и до сего дня, то и тогда я не смогу достойно говорить о блаженной Любви, если Сам сладчайший Иисус, Самоистина и Любовь, не дарует мне силу слова, и мудрость, и ведение, чтобы посредством человеческих уст сладчайший Иисус и говорил, и был восхваляем. Ведь Любовь есть не что иное, как Сам возлюбленный Спаситель и всещедрый Отец с Божественным Духом.
О сладчайший Иисусе! Принимая все другие божественные дарования, которые принято называть добродетелями, человек испытывает особое, вызываемое восприятием каждого из них, чувство и ощущает действие Божественной благодати, являющее величие превосходящей все красоты и силы. Ощущает он и различие дарований между собой, ибо хоть они и происходят из одного источника, но различаются степенью причастия Божественному озарению.
Но все эти добродетели с почтением склоняются перед блаженною Любовью. Она же, как их госпожа, благолепно облекшись в них, словно сиянием света мысленно окрыленная, надмирно возносится к присноживому Источнику, сладчайшему Господу, где и находит упокоение. И уже оттуда она вновь шлет лучи своего света для возлюбивших ее, всех исполняя просвещением и беспредельной радостью и делая ревностными и горящими духом.
Ведь она — огнь благоуханный, ибо сама происходит от огня, и отсвет Божественной красоты, и всё может даровать любящим ее, как госпожа и царица всех добродетелей. Итак, благословение и благодарение говорящему: «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем »[425].
И вот, сегодня многие добродетельные отцы, проходящие благое и прекрасное житие, благоугождающие нашему Богу делом и словом и искренне помогающие ближнему, полагают, да и другие так о них думают, что они достигли Любви, коль скоро являют они некое сострадание и милость к нашему брату ближнему. Ведь они так поступают согласно Господу сказавшему: «Да любите друг друга»[426]. И хранящий эту заповедь достоин великой похвалы. Но сие отнюдь не значит, что это и есть действие Божественной Любви. Это поистине путь к источнику, однако не сам источник. Так и ступень, находящаяся перед дворцом, не есть уже и дверь во дворец. Это[427] одеяние Царя, но не Сам Царь. Это заповедь Господа и Бога нашего, но не Сам Бог.
Итак, кто будет говорить о блаженной Любви, должен прежде ощутимо вкусить ее плода, а затем, если позволит сладчайший Иисус, Источник Любви, давать и другим вкушать от плодов, которые принял. И тогда, несомненно, он принесет ближнему пользу. Ведь существует для нас душевная опасность говорить то, что ошибочно, рассуждать о том, чего не ведаем, и мнить о себе, будто видели то, чего [на самом деле] не видели.
Итак, знай точно, дорогой читатель, что иное есть заповедь любви, исполняемая благими делами ради взаимного братолюбия, и иное — действие Божественной Любви. И первое все могут исполнить, если захотят. Второе же — никоим образом, поскольку оно не зависит ни от наших дел, ни от нашего желания, [то есть не зависит от того,] когда мы захотим [этого] и как мы захотим. И следовательно, бесполезны наши хотения и дела и нам остается только показывать доброе произволение и обращаться с усердным прошением к Самому Господу, ибо только от Его решения зависит дарование нам просимого или отъятие полученного от Него [прежде].
И если мы ходим в простоте сердца, и со всяким подвижничеством храним заповеди, и со слезным плачем, терпеливо и неотступно, усердно молимся, и хорошо, как Моисей, стережем Иофоровых овец[428], то есть помышления, и воспоминания, и духовные движения нашего ума, в зное дня и холоде ночи непрестанных изменений и брани искушений, и чрез понуждение себя и смирение приходим в сокрушение, тогда, после приятия в некоей мере иных дарований Божиих, мы удостоимся и боговидения и увидим Купину, божественным огнем Любви в наших сердцах горящую и не опаляемую[429].