Причина моего молчания, когда я тебе не писал, была такова. Ты меня понуждал вычеркнуть тебя [из списка братии][256], а я не хотел этого делать, желая, чтобы ты был святогорцем. Но в конце концов, дабы не преслушаться, я всё же сделал это, сняв с себя ответственность, так как всю тяжесть [этого] ты взял на себя. И вот как плохо для тебя это обернулось. И в том же месяце ты попросил, чтобы я записал тебя снова. И ты настаивал [на этом], когда это стало уже невозможно. Ибо суждено было, чтобы [в это дело] вкрались тысячи неправд. А я боялся, как бы не отяготить свою душу. Поэтому я был опечален и прибег к молчанию, чтобы избежать этого бремени.
Однако теперь всё это позади, и я всё время тебя вспоминаю, тебя люблю, о тебе болезную. Не забываю твоей доброты. Только когда наносится вред моей душе, тогда я не соглашаюсь, ибо Бог намного важнее, чем человеческая любовь.
И если ты мне подаришь все блага мира, но мне станет известно, что [хотя бы] одна вещь не по Богу, я этого не сделаю вовек. Ведь я день и ночь прошу, чтобы совершалась воля Божия, так как же я ее преступлю? Поэтому не говори, что я тебя не люблю, а [знай,] что это Бог не согласен с твоим помыслом.
Ты мне пишешь о своих скорбях. Я имею извещение, что ты сильно страдаешь, и без твоих писем. Вижу тебя, будто ты во тьме в некоем лабиринте сражаешься со зверями, не зная, что делаешь. А я, как та Ариадна[257], даю тебе нить, чтобы ты вышел. Открываю тебе дверь и с неподдельной отеческой любовью призываю тебя вернуться.
Приди, чадо мое! Приходи сюда, чтобы мы помирились, чтобы ты пришел в себя. Я могу, как врач, исцелить тебя от страсти смятения и печали, которая ныне сильно владеет тобой. Приди, и я поменяю пластинку. Поставим радостный пятый глас[258]. Я заколю тельца, и мы повеселимся. Я преисполнен любви и полон прощения. Как нежный отец, я приму тебя в свои объятия, словно сына из притчи[259]. Поцелую твои уста, которые, может быть, говорили [когда-нибудь нечто] безобразное, чтобы они получили благословение впредь говорить только благообразное и чтобы более никогда никого не осуждали. Я по горло сыт этим [осуждением,] и чего бы я ни услышал, чего бы мне кто ни сказал, меня это не трогает. К тому же, мы люди. Иначе видишь ты, и иначе я. Довольно того, чтобы мы оба видели в Боге.
Я, ничтожный, не чувствую своей вины в том, что тебя опечалил либо досадил тебе или кому-нибудь другому своим присоединением к монастырям[260].
Не всему верь, что слышишь. Правда — вещь дорогая, и не от каждого ее можно услышать. Каждый человек как живет, так и говорит. Поэтому истинность сказанного познавай из образа жизни. Уразумей то, что я говорю.
Ты знаешь, что я зря не говорю. Если у меня есть что сказать, то говорю это тебе в лицо, так как больше всего люблю твою душу и хочу твоего спасения. Вот и покупая виноград для вина, я и в этом году не забыл взять на твою долю. Когда, говорю, придет мой сын, пусть он найдет наполненной чашу моей отеческой заботы и любви.
Итак, радуйся, возлюбленный сын мой, и умоляю тебя: пока ты далеко, будь внимателен! Будь внимателен! Будь внимателен! Не лишай меня моего батюшки![261] Не забывай, зачем ты стал монахом.
Два дня назад умер здесь, в Лакоскиту[262], один отец, валах[263]. И когда стали его хоронить, он воскрес и сказал, что вышел из ада, куда был осужден на муки, так как при жизни пьянствовал. «Вот, — сказал он, — смотрите же, чтобы и вы не попали туда». И сразу, в то же мгновение, снова умер, и его похоронили.
Поэтому, сыне мой, сыне мой, Авессаломе[264], услышь мой отцовский глас и, как серна, убегай и спасайся меж ловушек, остерегаясь, как бы не попасться в щупальца греха. И так как моя душа воистину тебя возлюбила более всех, как ты [сам] знаешь, то усердно, изо всех сил молю тебя о твоей бессмертной душе. Позаботься о ней, чтобы не плакать тебе бесполезно в час смерти.
Крепко тебя целую, как своего сына, и молюсь о тебе, как о любимом. В порфиру покаяния я облачил тебя и перстень надел на твою руку[265].
Итак, позаботься войти в брачный чертог, чтобы не пришлось тебе горько плакать снаружи[266].
Твой отец и молитвенник, грешный Иосиф
Письмо 60-е
Да будет милостив к тебе Бог, батюшка мой благословенный! Желаю тебе всего доброго. Желаю, чтобы это письмо нашло тебя в полном здравии.
256
Речь идет о монахологии — официальном списке братии в монастыре, скиту или пустыннической келлии. Только внесенные в список обладают всеми правами монахов, которые предусмотрены законами Греции (например, освобождение от воинской обязанности) и уставами монастырей. Адресат Старца Иосифа — отец Ефрем, один из первых его учеников (см. о нем: Старец Ефрем Филофейский. Моя жизнь со Старцем Иосифом. С. 373-376). Он ушел в мир под предлогом поправки здоровья, а впоследствии попросил Старца Иосифа удалить свое имя из монахология, для того чтобы иметь возможность оформиться приходским священником.
257
Ариадна — в древнегреческой мифологии дочь критского царя Миноса, давшая Тесею свернутую в клубок нить, с помощью которой герой вышел из лабиринта, после того как убил там чудовище Минотавра.
260
Старец имеет в виду свой уход в 1950 году от раскольников - старостильников и урегулирование отношений с афонскими монастырями, где не прекращалось поминовение Вселенского Патриарха. См. об этом: Старец Ефрем Филофейский. Моя жизнь со Старцем Иосифом. С. 148-158.
261
Старец здесь предостерегает своего духовного сына, иеромонаха, от греха, за который, согласно канонам, лишают священного сана.
262
Один из афонских скитов, посвящен св. великомученику Димитрию. Расположен у подножия Афона, подчинен монастырю Святого Павла. Насчитывает около 20 келлий и населен по преимуществу румынами.