Мадьярский ученый Геза Фехер[188] сделал попытку показать, что все эти разрозненные известия являются отражением огромного переселения в Угрию осколков нескольких печенежских родов, до того кочевавших в Приднепровье и принужденных уйти оттуда под давлением с востока торков, и что это переселение совершилось в правление Токсона. Сопоставляя имена этих пришельцев с известными нам по Константину Багрянородному именами родов и родовых старшин приднепровских печенегов, Г. Фехер пытался даже установить родовую общность этих пришельцев с тремя печенежскими родами Приднепровья: чобан, кюльбей и толмач.
Может быть, это предполагаемое Г. Фехером движение печенежских родов можно поставить в связь с происшедшим как раз в это же время — около 968 года — разгромом киевским князем Святославом Хазарии, что действительно открыло кочевавшим до того в задонских степях торкам путь к Днепру, где они и натолкнулись на печенегов и начали теснить их к Западу. Глухим отголоском проникновения в Угрию печенегов в эпоху первых Арпадовичей служат упоминания у Шимона Кезаи и Туроца о приходе различных иноземцев.
Не менее глухие сведения о проникновении печенегов в Угрию относятся и ко времени короля Иштвана I (997–1038 годы). Обычно мадьярские источники насчитывают три похода Иштвана против печенегов, но с определенностью можно говорить лишь об одном — в Трансильванию; кроме того, отряд в 60 печенегов пытался мирным путем проникнуть в Угрию, чтобы поселиться в ней, однако мадьяры этот отряд уничтожили. По-видимому, в этом случае печенеги проникли в Угрию не с юга, из-за Дуная, а, как и при Ток-соне, с севера, верховьями Тисы и Самоша.
В то время, когда Угрия начинала уже поселять в своих пределах осколки печенежских родов, подступавших к ее границам, главная печенежская орда еще властвовала в Приднепровье, хотя ее могущество здесь доживало последние десятилетия. Все более сгоняемые торками к Поднепровью, печенеги начинают свой натиск на Киевскую Русь, отбрасывая ее южную границу за Рось, под самый Киев — на Стугну, Ирпень и Трубеж; в течение первой трети XI столетия печенеги все еще были самой грозной опасностью для Киевской Руси, пока в 1036 году их наголову не разбил под Киевом Ярослав, после чего они навсегда отхлынули от русских границ[189].
Левое Приднепровье было для них уже потеряно[190], а с востока все не переставали наседать новые — и на этот раз очень кратковременные — властители южнорусских степей — торки. Они беспрестанно воюют с печенегами, а у последних, как раз на почве этой борьбы с торками, начались внутренние раздоры, окончательно погубившие орду. Старейший печенежский хан Тирах из-за своего бездействия потерял авторитет, и все большую силу стал обретать стяжавший себе славу в борьбе с торками хан Кеген. Вскоре он с двумя коленами отпал от остальных одиннадцати печенежских колен и, преследуемый Тирахом, перешел с 20000 человек Дунай и поступил на византийскую службу. Его орде были отведены земли на правом берегу Дуная; печенеги должны были охранять это пограничье, для чего им передали пограничные крепости. Но так как Кеген не переставал и с византийской территории совершать набеги на кочевья Тираховой орды, это вызвало движение к византийской дунайской границе всего печенежского племени; в 1048 году печенеги, как говорит византийский хронист, в количестве 800000 человек перешли замерзший Дунай, чтобы отомстить Кегену, в действительности же — чтобы найти гибель всему своему народу: сначала эпидемии, а затем победы византийцев и Кегена довершили крушение орды Тираха. Сам Тирах попал в плен, а оставшиеся в живых его печенеги были расселены по Западной Болгарии.
Обратимся теперь к торкам. Их господство в южнорусских степях (точнее — в Приднепровье) было недолгим, поэтому недолгим было и их соприкосновение с Русью. Однако их значение в ее истории велико; и именно потому, что, тогда как главная масса печенегов после вытеснения из степей была вобрана Византией и Угрией, главная масса уцелевших торков была, по-видимому, расселена русскими князьями по Руси.
Через восемнадцать лет после того, как летопись в последний раз сообщила о нападении печенегов на Киев и о поражении их от Ярослава, встречаем первое известие о торках в Приднепровье; но это уже была не та сильная орда, которая сокрушала печенегов, а сама уже, в свою очередь, сломленная — половцами, шедшими из Заволжья на смену торкам. В 1054 году «иде Всеволод (тогда еще князь Переяславский) на торкы зиме к Воиню и победи торкы». Это был, очевидно, небольшой торкский отряд, если переяславский князь собственными силами смог разбить его. По пятам торков уже шли половцы: «Того же лета, — читаем далее под тем же 1054 годом, — приходи Болуш с половци, и створи Всеволод мир с ними, и возвратишася восвояси»[191].
В 1060 году, согласно летописи, русские князья предпринимают уже большой совместный поход на торков, все в том же направлении — вниз по Днепру («поидоша на коних и в лодьях»), окончательно решивший участь торков в Приднепровье: торки, заслышав о надвигающихся русских ратях, не вступили в битву, но «убоявшеся, пробегоша и до сего дни, и помроша, бегающе, Божиим гневом гоними, овии от зимы, друзии же гладом, инии же мором и судом Божиим. И так Бог избави крестьяны от поганых». Степями вслед за этим окончательно завладели половцы[192], торки же, отхлынув от русского Поднепровья, принуждены были уйти к Дунаю. В 1064 году они (под именем узов у византийских писателей) всем своим племенем, в количестве будто 600000 человек, вторглись в Византию, предавая разорению ее балканские провинции; однако начавшиеся среди торков голод и эпидемии значительно ослабили эту орду, и тогда болгары и заклятые враги торков — печенеги, расселенные в Византии, довершили гибель этого племени. Уцелевшие после резни торки были расселены Византией в Македонии; в византийской армии после этого появляются торкские отряды, а отдельные лица этого племени проникли на высокие придворные и государственные должности в империи.
Части торков все же удалось уйти обратно на север, за Дунай. По известию Михаила Атталиата, эти «узы» были рассеяны «князем Мирмидонов» по своим городам. Еще В. Васильевский справедливо решил, что никто другой, кроме русского князя, не может разуметься под этим странным названием, то же признал и П. Голубовский. От этого «рассеяния» в 1060-х годах торков по своим городам «князем Мирмидонов» (в котором всего естественнее видеть киевского князя Изяслава Ярославича) и надо считать начало тюркских поселений на Руси. Летописные известия о них начинают встречаться лишь с 80-х и 90-х годов XI столетия, но возникли эти поселения, несомненно, ранее, и возникает вопрос: не следствием ли этого массового принятия торков примерно в 1065 году стал первый большой набег половцев на Русь в 1068 году, принесший первое большое поражение киевскому князю Изяславу и разорение Киевской и Черниговской земель? Мы не раз говорили о том (и повторим вновь), как нетерпимо относились половцы к принятию Русью таких беженцев из степей.
Первое бесспорное свидетельство о поселении торков на Руси относится к 1080 году: «В лето 6588. Заратишася торци переяславьстии на Русь. Всеволод же посла на не сына своего Володимера. Володимер же, шед, побил торки» — то есть здесь говорится о восстании торков, живущих в Переяславском княжестве, и о подавлении этого восстания сыном великого князя Киевского Владимиром (будущим Мономахом). Почти к тому же времени относится и первое известие о поселении торков на правой стороне Днепра, в Киевском княжестве; там, на южном его пограничье, в 1084 году впервые упоминается «Торческыи город»[193] — срубленный русскими острог, в котором могли во время войны со степью укрываться кочевавшие вокруг торки. К концу XI столетия — к 1097 году — относится первое упоминание торков и в Галицком княжестве. Так, давая у себя приют беглецам из степей, Русь начинала в то же время огораживать силами этих же беглецов свое степное пограничье.
189
В это же время печенеги нападают и на Византию, переходят Дунай, глубоко вторгаясь в пределы империи (в 1026, 1032, 1035 годах).
190
Г. Кедрин (Георгий Кедрин — византийский историк конца ХI или начала XII века, автор сочинения «Обозрение Истории». —
191
Вероятно, связью с торкско-русским столкновением и объясняется этот первый приход половцев к границам Руси. Главенствующая орда всегда очень щепетильно относилась к ускользающим из-под ее власти осколкам покоренных ею других племен. На русском степном пограничье мы найдем тому много примеров. Только, вероятно, отбитием упомянутого торкского отряда и непринятием его на Русь можно объяснить последовавшую вслед за тем мирную встречу князя Всеволода с Болушем, ханом половецким. Обратные явления в событиях 1060–1061 годов только подтвердят наше мнение.
192
Новый приход половцев вслед за бегством торков тоже надо поставить во взаимную связь: вероятно, русские князья захватили в плен часть разбежавшихся торков. Этим естественнее всего будет объяснить первый ратный приход половцев в следующем, 1061, году, недовольных Русью за принятие ею тех, кого они считали своими рабами. Татищев прямо говорит, что князья в 1060 году захватили много пленных и развели их по городам.
193
В Поучении Владимира Мономаха: «И потом на Святославль гонихом по половцих, и потом на Торческый город, и потом на Гюргев по половцих».