Очень интересно с приведенными топографическими данными сопоставить данные археологические. На Юрьевой горе у Юрьева-Польского было обнаружено кочевническое погребение с конем, которое по манере погребения и инвентарю представляет, по определению А. А. Спицына, ближайшую аналогию с курганами киевских черных клобуков; оно датировано XII–XIII веками. А. А. Спицын сначала склонялся приписать эту могилу «мирному обывателю северного Кавказа, явившемуся в Суздаль хотя бы по торговым делам», но позже переменил свое мнение и счел ее «несомненно половецким характерным курганом». А. А. Спицыну еще не были известны следы черноклобуцких поселений в Ростово-Суздальской Руси; нам же кажется естественнее считать это юрьевское погребение — берендейским или торкским.
Вспомним, что уже Владимир Святой ходил с торками в 985 году в поход на волжских болгар и что у самих болгар был город Торческий. Очевидно, торки, вместе с берендеями, уже в X веке втягивались в орбиту болгарской и русской политической жизни на Средней Волге, результатом чего явились их поселения в Ростово-Суздальской Руси.
В заключение надо еще упомянуть об отдельных тюрках, попадавших на службу к русским князьям и занимавших у них различные должности. Так, знаем из летописей, что у великого князя Святополка II были конюх Сновид Изечевич и «овчюх» (овчар) — «торчин, именем Беренди»; при современниках Святополка — князе Давиде Игоревиче Волынском были муж Туряк и среди отроков — Улан и Колчко, а при Василько Ростиславиче Теребовльском — муж Куль-мей; у князей Давида и Олега Святославичей Черниговских некто Торчин был даже близким дружинником, участвовавшим со своими князьями в Уветичевском съезде. Хронологически все эти известия относятся к концу XI — началу XII века, то есть к тому времени, когда Русь была особенно наводнена печенегами, торками и берендеями. Поэтому в тех случаях, когда перечисленные тюрки не обозначаются по своему племенному имени, их все же надо считать, скорее всего, торками, печенегами или берендеями.
Летописные сведения о черных клобуках на Руси прекращаются на границе XII и XIII веков: в 1202 году в последний раз они упоминаются под этим общим для них именем в Лаврентьевской летописи, в 1235 году последний раз упоминаются торки, а в 1206 году — берендеи. О печенегах есть известия до 1169 года. Все эти сведения относятся к Киевской Руси, о других местах их поселений у нас есть лишь единичные упоминания в XI–XII веках, и о дальнейшей судьбе там черных клобуков мы ничего не знаем.
В последний раз в истории киевские черные клобуки упоминаются при нашествии татар, и не в русском источнике, а тюркском, у Рашид ад-Дина. Описывая разрушение татарами Южной Руси в 1240 году, он сообщает: «Осенью хулугинэ-ил, года мыши… царевичи Бату с братьями, Кадан, Бури и Бучек направились походом в страну русских и народа черных шапок и в девять дней взяли большой город русских, которому имя Манкеркан (Киев. — Ред.)». Вероятнее всего, что татары, как полагает Грушевский, вытянули пограничных черных клобуков в степи, обратив их в своих рабов[258]. В современных туркестанских каракалпаках некоторые видят потомков киевских черных клобуков[259].
Подводя итоги и сравнивая историю проникновения торков и печенегов в Угрию и Русь, видим, что эти степняки были главной силой, которая врывалась в пределы обоих государств на протяжении X–XI столетий и против которой и Русь и Угрия одинаково огораживались системой валов и засек со стражей по линии этих засек. Но так как эти тюрки все же не переставали просачиваться внутрь Руси и Угрии и за ними двигались другие кочевники, оба государства стали селить степных беглецов на своих пограничьях или в наиболее важных стратегических пунктах. Так возникли обе главнейшие группы торков, печенегов и берендеев в Угрии и Руси — на путях с юга к их столицам: стольному Фейервару и стольному Киеву.
До середины ХIII столетия, до самого конца Киевской Руси, эти тюрки не ассимилировались с русскими (да это, вероятно, и не входило в расчеты киевских князей, которым черные клобуки тем и были ценны, что представляли своеобразное конно-стрелковое войско с особой степной военной тактикой); до самого конца Киевской Руси мы видим их кочующими по Поросью, в вежах с «жены и дети и с стады и скоты многое множество». Нечто подобное было и в Угрии, где печенеги как раз до конца XIII века, не ассимилируясь, занимались скотоводством и коневодством, несли коннострелковую службу; еще в конце XV века в Угрии можно было видеть печенегов в халатах и оригинальных их шапках. К сожалению, у нас нет сведений о том, что представляли собою те многочисленные villae Bissenorum (города печенегов), которыми пестрят угорские грамоты, и многим ли отличались они от поросских черноклобуцких станов?
Что же касается значения печенегов, торков и берендеев в политической жизни обоих государств, то и в этом будет у Руси и Угрии немало сходных черт. Оба государства первоначально были наводнены ими. Огромный наплыв печенегов в X–XI веках в Угрию был еще многочисленнее, чем печенежско-торкское проникновение в Русь в первой четверти XI века. Но в Угрии печенеги попали в более крепкие тиски государственности, чем в Киевской Руси, и их роль поэтому во внутренних делах Угрии была несравненно скромнее. На Руси клобуки, поселенные у самого нерва тогдашней политическом жизни — Киева, были втянуты как военная сила в начавшиеся с 30-х годов XII века беспрестанные междоусобные войны князей за столицу. Отсюда та исключительная роль черных клобуков в политической жизни Южной Руси. В Угрии же шарвизские печенеги, расположенные под Секеш-Фейерваром, ни в чем похожем не участвовали, хотя Угрия знавала междоусобия и борьбу различных претендентов за угорский престол. Мы знаем лишь один смутный намек на подобную роль угорских печенегов — их, как уже говорилось, видят в упоминаемых хроникой «язычниках», измена которых решающим образом повлияла на исход борьбы короля Иштвана IV и его племянника Иштвана.
Но несмотря на то, что политическая роль печенегов в Угрии была менее значительна, чем на Руси, они до расселения в середине XIII века по Угрии новой волны тюркских беженцев — половцев были самым существенным азиатским элементом в Угрии. В этом отношении мы опять видим аналогию с Киевской Русью, в которой до татарского нашествия элемент печенежско-торкский (вместе с берендейским) был также наиболее значительным по сравнению с другими восточными.
INFO
Расовский Д.
Р24 Половцы, торки, печенеги, берендеи / Дмитрий Расовский. — М.: Ломоносовъ, — 2016. — 200 с. — (История. География. Этнография).
ISBN 978-5-91678-341-4
УДК 397.4
ББК 63.3(2)43
Книга изготовлена в соответствии с Федеральным законом от 29 декабря 2010 г. № 436-ФЗ, ст. 1, п. 2, пп. 3.
Возрастных ограничений нет
258
А. Андрияшев (Александр Михайлович Андрияшев; 1863–1933 — русско-украинский историк, архивист. —
259
Известно, что при монголах отдельные, покоренные ими народности могли оказываться далеко от мест своего первоначального поселения. Другого воззрения на судьбу черных клобуков держались Н. Костомаров, А. Яблоновский (Александр Яблоновский; 1829–1913 — польский историк, этнограф и путешественник. —