Резюмирую: расселение половцев из северных частей среднеазиатских степей началось еще в IX веке и шло на запад первоначально севером, через Средний Урал, к Каме. Во второй половине X века, вероятно вследствие движения народов, вызванного образованием мощного государства китаев в Срединной Азии, половцы из северных пределов среднеазиатских степей, то есть с верхнего течения Иртыша, устремились на юг, к Туркестану, вытесняя из южного пояса среднеазиатских степей огузов-торков. К 1030-м годам половцы становятся полными хозяевами всех этих степей, до мусульманского пограничья. Удар по половцам в 1050/51 году народа «змей» сшиб значительную часть половцев с мест их кочеваний, после чего они двинулись в Европу: в течение тридцати лет половцы продвигаются по степям на запад, покуда не доходят до естественных пределов своего распространения, — лесистых Карпат, Железных ворот Дуная и Балканского хребта, за которыми уже была Византия и Угрия. Прежние же обитатели степей — огузы-торки веером разметывались половцами, находя спасение или окончательную гибель на пограничьях оседлых государств — Византии, Руси и Угрии.
Глава 3. Пределы «поля половецкого»
В настоящей главе постараемся наметить границы половецких кочевий на всем пространстве степей от верховьев Иртыша до низовьев Дуная.
Величину этого пространства современники представляли себе крайне смутно. Соседи половцев — русские, точнее говоря — киевские летописцы, хорошо знали половецкую землю только «межи Волгою и Днепром», о заволжских же половцах они ничего не сообщают[66], а половцев дунайских упоминают только раз, и то вскользь. Когда в 1185 году, после плена князя Игоря Новгород-Северского, половцы пошли на Русь, то киевский летописец записал это событие в таких выражениях: «Поганый же половци победивше Игоря с братьею, и взяша гордость велику, и свокупиша все язык свои на Рускую землю…»[67]. В действительности же речь шла лишь об азовско-донецких половцах и их ханах Гзе и Кончаке. Судя по этим сведениям, представление русских летописцев о «половецком поле» ограничивалось лишь пространством между Днепром и Волгой[68]. Другие соседи половцев — мусульмане Халифата и Туркестана знали преимущественно восточную, азиатскую часть половецкой земли, и «кыпчакскою степью» называли лишь нынешние казахские степи, хотя и слышали о кыпчаках Причерноморья[69]. Более широкое понимание кыпчакской степи — «Дешт-и-Кыпчак», гораздо ближе соответствовавшее действительному распространению половцев, утвердилось, лишь когда хозяевами этих степей были уже монголы. Единственным исключением среди мусульманских географов, в смысле большего знания половецкой земли, был Идриси (и, может быть, отчасти Ибн Саид[70]). Но известия Идриси (как и Ибн Саида) столь сбивчивы и неясны, что пользоваться ими чрезвычайно трудно. Еще меньше, чем мусульмане и русские, знали о половецкой территории греки и латиняне. Первые упоминали в своих хрониках о половцах только тогда, когда соприкасались с половцами на дунайском пограничье Византии; латинский же запад почти совсем не знал половцев и землю их представлял себе где-то «ultra Hungarian! et in partibus Russie»[71]. Латинский мир узнал об обширности половецкой земли лишь после завоевания ее монголами из обстоятельных описаний Плано Карпини 1246 года и Рубрука 1253–1255 годов. Правильнее же всех представлял себе огромность половецкой земли армянский царевич Гетум (Гайтон)[72]. Он был поражен пространством «Комании», и это дало ему основание считать ее «одним из величайших государств, существовавших на земле»[73].
Под влиянием древнерусских летописей и русские историки, почти не выходившие в данном случае из круга отечественных источников, считали, что половецкая земля ограничивалась причерноморскими степями; поэтому пределом распространения половцев на востоке предполагали то Волгу, то Дон, на западе же — Днепр или Буг; кочевание половцев у Дуная ставилось под сомнение, а если и допускалось, то только для самого конца XII или начала XIII века. За исключением Ф. И. Успенского[74], наличие половцев у Дуная признавалось лишь нерусскими учеными: Дьярфашем, Рёслером, Мутафчиевым[75]. Что же касается восточной границы половцев, то только Дьярфаш и Успенский искали ее в Азии, в глубине туркестанских степей.
В действительности «половецкое поле» уходило на восток до предгорий Тянь-Шаня и Алтая и озера Балхаша, то есть до естественных пределов степей. «Половецкая земля простирается на восток до Хорезмийского государства и частью до большой пустыни (под которой надо подразумевать среднеазиатские степи. — Д. Р.)», — сообщает армянский царевич Гетум. Царевич совершенно правильно определял положение половецкой земли: мусульманские писатели подтверждают, что половцы на востоке действительно достигали течения рек Сырдарьи, Таласа, Чу и верховьев Иртыша, соприкасаясь у Сырдарьи с владениями Хорезма. Как мы знаем из предыдущей главы, половцы к тридцатым годам XI столетия заняли все среднеазиатские степи до мусульманского пограничья. Здесь они удержались до монгольского нашествия и даже пережили его, оставаясь на тех же местах под властью монголов. В середине XII века на границе с Хорезмом у половцев был город Сыгнак на Сырдарье, южнее Дженда; часть половцев была в политической зависимости от хорезмшахов, при дворе которых, вследствие брака одного из шахов с половецкой княжной племени канглы в конце XII века, жило большое количество половцев из племени канглов; но далее от Хорезма, в области реки Талас, половцы были уже независимы от власти хорезмшахов. Если верно предположение Бартольда о том, что в жителях страны Сары, упоминаемой у Ауфи, надо видеть половцев, то из этого следует, что в XI веке половцы были и на реке Чу, где локализует эту страну Бартольд.
«Половецкое поле» простиралось и далее на север и северо-восток, то есть в области, которые были местом древнейшего обитания половцев — тогда еще слывших под именем кимаков — и где они оставались затем во все последующие века своей истории. Так, например, известно, что хорезмшах Мухаммед около 1215/16 года предпринял поход против половцев на север, в казахские степи; где-то на северо-востоке от Туркестана — следовательно, в тех же казахских степях — была у половцев область Югур, где Субудай[76] разбил меркитов, бежавших от монголов к половцам. В центре этих степей, близ озера Денгиз сохранились до сих пор названия речки Кыпчак и озера Кыпчак. На восточной окраине половецкого мира, в степях между озером Иссык-Куль и средним течением Иртыша, жили канглы, племя половцев[77]. Иртыш был пределом половецкого мира на востоке, так как дальше уже жило монгольское племя найманов.
Северная граница «половецкого поля» была, очевидно, та же, что и в эпоху кимаков, — это граница лесостепи по 56–57-й параллелям, за которой, в лесах, начинался иной этнический мир. Плано Карпини сообщает, что «с севера к Комании, непосредственно за Руссией, Мордвинами и Билерами, то есть Великой Болгарией, прилегают Баскарты (Башкиры), то есть Великая Венгрия».
Все по той же лесостепной линии граница половецких владений, идя на запад, переваливала через Урал и, обходя с юга лесистую область течения реки Белой, выходила к нижнему, степному течению Камы. В предыдущей главе нами уже приводились арабские свидетельства Истахри и Аль-Бакри о кочевании половцев в X–XI веках у Нижней Камы. Сюда же, вероятно, во время летних кочевий, доходили половцы в XII и XIII веках. В доказательство этого приведем два свидетельства: арабское и русское. Арабский путешественник Абу-аль-Андалуси аль-Гарнати[78], посетивший в 20–30-х годах XII века Великие Болгары, пишет о городе Болгаре следующее: «…он, город, выстроенный из соснового дерева, а стена его из дубового дерева; вокруг него (живут) тюркские племена, не сосчитать их». Никакое другое тюркское племя, кроме половцев, в это время здесь кочевать не могло. Это подтверждается другим источником — русской летописью. Под 1184 годом суздальская летопись сообщает, что владимирский князь Всеволод Юрьевич вместе с муромскими и рязанскими князьями предпринял большой поход на Болгарскую землю. Русские плыли Волгой до устья Камы, где высадились и пошли к «великому городу», то есть Бюлару, стоявшему на Малом Черемшане. Здесь, не доходя Черемшана, русские неожиданно встретились с половцами (половцы «емякове»), которые также пришли «воевать болгар»[79].
66
Раз, правда, летописец говорит о том, как Мстислав, сын Мономаха (1125–1132), «загна Половци за Дон и за Волгу за Гиик (Яик)» (Ипатьевская летопись под 1140 годом), но исследователи справедливо видят в этом риторическое преувеличение, так как вряд ли русские войска заходили так далеко.
68
Русские летописи дважды упоминают «поле половецкое», но ни разу не дают объяснения, что подразумевали современники под этим названием. В Троицкой летописи при описании битвы на Калке говорится лишь, что русские перешли Днепр «и поидоша на конех в поле Половецьское…»; в Лаврентьевской летописи упоминается, что за городом Пронском, за рекой Проней, то есть на правом берегу ее, было уже «половецкое поле».
69
Ибн аль-Атир считал даже Судак половецким городом. Махмуд Кашгарский на своей карте 1076 года совсем не отобразил половцев, а лишь нанес «горы, обитаемые кыпчаками и гузами», которые у него находятся где-то около Кавказа.
71
За Венгрией и в областях Руси (
72
Гетум (Хетум; середина 1240-х — 1310-е) — армянский государственный деятель и историк, автор сочинения «Цветник историй земель Востока».
73
Этот Гетум, так называемый Младший, был племянником царя Гетума I Киликийского, также оставившего исторические сочинения.
74
Федор Иванович Успенский (1845–1928) — русский византинист, академик Российской академии наук, автор «Истории Византийской империи».
75
Петр Стоянов Мутафчиев (1883–1943) — болгарский историк, академик Болгарской академии наук.
78
Абу Хамид аль-Андалуси аль-Гарнати (1080–1170) — исламский миссионер; единственный мусульманский писатель, побывавший на Руси; автор нескольких книг путешествий.
79
«Иде князь Всеволод [на болгары] со Изяславом Глебовичем, сыновнем своим, и с Володимером Святославичем, и с Мстиславом Давыдовичем, и