– Ты устал. Определенно устал. Включать упырей в раскладку – это явный перебор.
– Предлагаешь их оттуда убрать?
– Отчего же? Зачем переделывать работу?
Часть 1. Дебют
Это не глупость. Глупость – это то, что Чарли Чаплин занял второе место в конкурсе клонов Чарли Чаплина в Германии.
Глава 1
1928 год, январь 14, Москва
Фрунзе открыл дверь и шагнул в теплое помещение, пахнущее хлебом, пивом и старыми носками. Это был самый, что ни наесть затрапезный кабачок. Но именно такой ему и требовался. Потому как, только в таких местах и сидели обыкновенно простые работяги после тяжелых трудовых будней.
На дворе стояла суббота[1]. Вечер. Впереди всех ждал выходной день. Как следствие – люди отдыхали как могли. То есть, пили дешевый алкоголь и закусывали чем придется, да и то – если на закуску имелись деньги. Что случалось не всегда.
Сам Михаил Васильевич был под небольшим гримом. Достаточным для поддержания инкогнито, но при этом не слишком вычурным, чтобы не мешать. Ведь его портреты последний год часто печатали в газетах. И на улицах, особенно, если он шел в форме, люди его узнавали уверенно. Одежду он, разумеется, надел тоже самую обыкновенную, потертую, хоть и чисто выстиранную. Да и руки измазал отработкой. Ее с первого раза не смыть. Остаются крапинки на коже, да и у ногтей полосы. Опытный взгляд сразу заприметит. Регулярное же посещение тренировочного зала обеспечило его рукам определенный уровень мозолистости…
Такие визиты он совершал время от времени специально, чтобы поговорить с простыми людьми и послушать, что они говорят. У него уже была и армейская разведка, и контрразведка, а также союзное ведомство в лице Дзержинского. И сведений от них поступало вагон и маленькая тележка. Но Фрунзе время от времени выборочно старался это все проверить. Мало ли? Поэтому вот так и выходил – пообщаться с простым народом. Инкогнито.
О безопасности, впрочем, он не забывал. И несколько бойцов СОН продолжали его сопровождать, с вооружением скрытого ношения при себе, также переодевшись. А у объекта дежурило несколько звеньев вооруженных до зубов бойцов для оперативной реакции. Само собой – дежурили под прикрытием, сидя не в фирменных авто наркомата обороны, а в грузовых фургонах с надписью: «Хлеб».
– И что, так и сказал? – ахнул Фрунзе, реагируя на реплику собеседника.
– Так, – угрюмо ответил изрядно поддатый слесарь.
– А ты чего?
– А я ему в глаз… хотел. Но уволят же.
– Как есть уволят! – поддакнул кто-то.
– Вот и я говорю – уволят. А у меня жена и двое детей. Жить то на что?
– Делать то что будешь?
– А чего делать? – вроде как вскинулся этот мужчина, а потом как-то резко поник и промямлил: – Не знаю…
– Может письмо кому написать? – поинтересовался Михаил Васильевич.
– Кому?
– Моторист из смежной смены Фрунзе писал. Так говорят – помог.
– Так-то военное дело! – назидательно поднял палец слесарь. – Моторист! Все знают, что наш нарком этим горит и ставит армию на колеса. А я где работаю? А… – обреченно махнул слесарь рукой.
– Вот! Ты и напиши! Что директор подрывает моральный дух резервистов нерешенность жилищного вопроса. Де мы все рвемся в бой, да только даже угла своего нет. Спать в каптерке приходится. А жене у подруг. И детей по углам совать. Куда такое годиться?
– Так уволятся же… Фрунзе, он говорят лют на расправу. Ежели так вопрос ставить директор меня по головке не погладит. Отомстит в назидание остальным.
– А давай я напишу? – не унывал нарком, притворявшийся мотористом. – Что де, запуганный директором-самодуром коллектив завода очень просит вмешаться и решить жилищный вопрос. Ибо мочи терпеть это больше нет.
– А не боишься?
– А чего мне боятся? Чай не под твоим директором тружусь. Как он до меня дотянется то?
– Ну…
– А если с твоим договорится? Чтобы проучить? – спросил один из подвыпивших рабочих.
– Пока он с ним сговориться – о своей голове нужно будет думать. Михаил Васильевич уже Дзержинского подключит. Это же чистое вредительство! Вот и подключит. А дальше… Ну, директору не позавидуешь. Говорят, что Железный Феликс лют на расправу и очень не любит тех, кто притесняет простых работяг.
– Ну…
– У кого есть бумага?
– У меня, – отозвался бармен из-за стойки. И вскорости принес несколько листов писчей, чуть помятой бумаги поганого качества. И химический карандаш.