Сократ в своих беседах действовал одним способом: в диалоге он выявлял убеждения собеседника и показывал тому, что они противоречат друг другу. Сократ опровергал убеждения собеседника одним способом — наглядно показывая, что одно противоречит другим, только что высказанным самим же собеседником. Сократ показывал всем, что их мудрость не является мудростью и, по сравнению с божественной мудростью, мудрость людская — ничто.
Сократ
В заключение рассказа о Сократе хочу процитировать еще один отрывок из книги Питера Крифта:
«Философия — это любовь к мудрости, а мудрость не сложна, а проста. Это не значит, что она легка. Простота намного труднее сложности. Не часто можно встретить сердце, ищущее и любящее только одно — истину и добро. Это трудно. Но именно в этом заключается мудрость. А обладать сердцем, привязанным к множеству разных вещей, — это легко. Так может любое животное. Беспокоиться о сотне мелочей — легко, но это не делает нас счастливыми, или мудрыми, или добрыми.
По меркам здравого смысла, Сократ — не мудрец. Он прямолинеен, односторонен и стремится все упрощать. Да это же просто фанатик! У него одна страсть — безграничная и безмерная — страсть к добру и к истине.
Но, по меркам Сократа, это мы не мудры, так как для нас намного значимее сравнительно неважные вопросы (например, выживем мы или умрем), чем действительно важный вопрос — творим мы добро или зло. Он бы согласился с Г.К.Честертоном, утверждавшим, что «жизнь и вправду чрезвычайно сложная штука для того, кто растерял свои принципы».
Я думаю, что большинство из нас двойственно относятся к этой односторонности Сократа. С одной стороны, мы относимся к этому с подозрением, или даже цинизмом. Мы уверены, что жизнь не может быть настолько простой. Сократу явно не хватает реализма и многомерности и знания нюансов. С другой стороны, мы признаем, что он — лучше нас. Мы восхищаемся им и, может быть, даже завидуем его единственной страсти — этой отличительной черте всех святых и мучеников.
Так в каком же из этих двух отношений к Сократу мудрость?
Удивительнейшим образом Сократ является для нас зеркалом! Определяя наше отношение к нему, мы лучше видим себя, вне зависимости от того, какой ответ мы дали на этот вопрос»84.
Но понимание промысла у Сократа, несмотря на всю близость отдельных его идей к библейским книгам премудрости, все же не библейское. Сократ не видит необходимости преображения этого мира. А именно в этом суть библейского понимания Промысла. Но Сократ показывает нечто очень важное — что мудрость без божественного откровения не многого стоит.
Собственно, мы тоже занимаемся именно сократовской работой — убеждаемся, что попытки человека объяснить свою историю вне Откровения, без Промысла — не многого стоят…
И Сократ был абсолютно убежден в том, что Благо существует объективно, а не является следствием договоренности между людьми. Он точно знает, что Благо правит этим миром и с хорошим человеком не может случиться зла.
Дальнейшее развитие эти взгляды получают в христианском мировоззрении и в христианской философии истории. Но Сократ примером всей своей жизни и смерти еще многих будет побуждать искать истину, искать справедливость, искать высшее Благо. Сократ еще многим сможет показать, что зло — это не тюрьма и смерть, а нарушение справедливости; что счастье — это не успех, слава и богатство, а соблюдение справедливости и любовь к мудрости, которой в полной мере обладает только божество.
А как же понимал МЫ Сократ?
Ответ на этот вопрос усложняется тем, что не сохранилось ни одного текста Сократа. Однако можно попытаться реконструировать сократовское МЫ, если принять предположение, что написанная Платоном «Апология Сократа» достаточно точно передает речи самого Сократа на суде. И тут нас ждет сюрприз! Сократовское МЫ не противопоставлено богам, как в «Илиаде». Но Сократ и не разделяет мир богов и мир людей, как это делает «Одиссея». МЫ Сократа — это люди, ищущие истину. Они являются предметом постоянной заботы богов. Боги постоянно присутствуют в жизни этих людей. Это очень напоминает библейское понимание МЫ, считающее Бога необходимой частью народа Божия! Сократовское МЫ, конечно, не тождественно библейскому, но их близость совершенно удивительна!