Итак, не известив московского зятя о приближении татар, нижегородский князь послал к хану, с той же целью, что несколько позднее и рязанский, отвести удар от своих владений, двух сыновей, князей Василия и Семена Дмитриевичей. Оба нижегородских князя, нагнавшие Тохтамыша где-то близ Оки, вынуждены были сопровождать ордынцев до Москвы. После четырехдневной безуспешной осады каменного Кремля хан, как известно, начал с москвичами переговоры, пообещав уйти из-под Москвы после того, как осажденные откроют ворота и выразят покорность; согласившиеся на эти условия горожане были обмануты, татары сожгли Москву, перебив население и ограбив город[189]. Понятно, почему осажденные отнеслись с доверием к мирным предложениям Тохтамыша: гарантами на переговорах с ханом выступили нижегородские шурины, братья жены Дмитрия Ивановича («имите веру нам, мы есме ваши князи крестьянстии, вам на том правду даем»). Таким образом, ближайшие родственники великого князя, пусть и невольно, способствовали разгрому и сожжению Москвы.
При этом Нижний Новгород не был разгромлен, как Рязанские земли, Москвой. Более того, действия тестя и шуринов московского князя, похоже, если и испортили отношения Дмитрия Ивановича с нижегородской родней, то только на время. Предательское, по характеристике В. А. Кучкина, поведение нижегородских князей лишило их отца поддержки московского зятя[190]. Однако уже в 1386 г. нижегородцы приняли участие в походе коалиционной армии под руководством Дмитрия Ивановича на Новгород[191]. А еще через год один из виновников сожжения и разгрома Москвы, Василий Дмитриевич Кирдяпа вместе с братом, как и он клявшимся в 1382 г. москвичам в мирных намерениях Тохтамыша, овладел столицей удела, отняв его у дяди, князя Бориса Константиновича с помощью московских полков, данных братьям Дмитрием Ивановичем Московским[192].
Что же касается позиции Твери, то в год набега Тохтамыша на Русь, кроме Олега Ивановича Рязанского, формальным обязательством воевать на стороне московского князя был связан и тверской князь Михаил Александрович. Но в московско-тверском докончании 1375 г. это положение было сформулировано для Твери жестче и определеннее, чем такое же обязательство Рязани докончания 1381 г.: если в последнем, в качестве условия выступления Олега Ивановича на помощь Москве речь шла только о «немире» с татарами, который можно было бы понимать достаточно широко, то в московско-тверском договоре 1375 г. напрямую говорится об обязанности Твери участвовать в отражении набегов Орды («а поидут на нас татарове или на тебе, битися нам и тобе с одиного всем противу них»[193]).
Тем не менее, в 1382 г. тверской князь не только не вмешался на стороне Москвы в конфликт[194], но наоборот, отправил к «царю (Тохтамышу. – А. Л.)» своего посла, отпущенного из ханской ставки в Тверь «с жалованьем к великому князю Михаилу, с ярликы»[195]. И в этом случае ни о каких репрессивных шагах Москвы по отношению к нарушителю договора неизвестно.
Таким образом, рязанский князь оказался единственным «ответчиком» за последствия набега Тохтамыша. Если, по справедливому замечанию А. А. Горского, набег 1382 г. при всех тяжелейших потерях, все-таки не стал для Великого княжества Московского катастрофой[196], то для Рязани, безусловно, стал, причем двойной, татарской, а затем московской, разделенных во времени едва ли не несколькими неделями[197]. Совершенно очевидно, что удар осени 1382 г. по Рязани, ранее уже обращенной в пепел Тохтамышем, не имел для Москвы никакого стратегического смысла и не мог преследовать цели захвата добычи.
Нападение явилось полной неожиданностью для Олега Ивановича, второй раз в течение короткого времени вынужденного бежать из Переяславля Рязанского. В практике межкняжеских отношений существовала некая форма денонсации договоров, «сложение целования» с официальным оповещением об этом одной из сторон[198], в данном случае очевидно Москвой не использованная. В итоге московско-рязанское докончание 1381 г., содержавшее, кроме всего прочего, обязательство о взаимном «соблюдении» уделов, в том числе, разумеется, и Москвою рязанского, невозможно было считать действующим уже год с небольшим спустя после его заключения.
В начавшемся «нелюбье» ответный ход рязанского князя, теперь явно не скованного никакими обязательствами перед Москвой, последовал только через три года, однако он оказался более чем эффективным. Весной 1385 г., несмотря на особо подчеркнутое докончанием 1381 г., обязательство Олега Ивановича «блюсти» вотчину Дмитрия Ивановича, Коломну и «все московские волости Коломенские»[199], рязанцы «изгоном» захватили южный форпост Великого княжества Московского, город, представлявший исключительное стратегическое и хозяйственное значение[200].
189
ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. С. 326–339; Т. 5. Стб.43-146; Т. 18. С. 131–133; Памятники литературы Древней Руси. XIV – середина XV вв. С. 190–207.
190
На это, как полагает В. А. Кучкин, указывает распря за нижегородский «стол», вспыхнувшая вслед за нашествием Тохтамыша (
193
194
Похоже, ситуация 1382 г. не была уникальной. Несмотря на приведенное обязательство, тверичи не приняли участия ни в одной из военных операций коалиции русских князей под руководством Дмитрия Ивановича второй половины 70-80-х гг. XIV в., ни в сражениях на Пьяне и Воже, ни в литовском походе 1379 г., ни в Куликовской битве, ни в походе на Новгород Великий 1386 г.:
196
197
В Никоновской летописи указан месяц, когда состоялся поход московских полков на Рязань – сентябрь (ПСРЛ. Т. 11. С. 72).
198
Ср.: «Того же лета князь велики Дмитреи Ивановичъ посла во Тферь и сложи целованье ко князю Михаилу Александровичю и…послав рать, повеле воевати села и волости около Твери» (ПСРЛ. Т. 25. С. 185). Ср.: ПСРЛ. Т. 15. Стб. 433–434.