Почти мумифицированный труп в командирском кресле совсем не походил на его старого друга. Слава Богу, хоть за такие маленькие милости, подумал он. Он был удивлен, насколько она маленькая. В его воображении Эль-Ти казалась гораздо больше.
Он накрыл ее одним из одеял, которые принес с собой, и очень осторожно начал поднимать с сиденья. Это было похоже на перемещение мебели, в фигуре под одеялом не было ничего человеческого. Слава богу, у них еще оставалось несколько мешков для трупов; они складывались до размеров носового платка, но герметично запечатывались.
Несколько мучительных минут спустя, когда командирское кресло было накрыто чистым одеялом, он осторожно сел. — Подключи обзор из этого шлема, Марки, — сказал он. Бросив нервный взгляд на тело в мешке рядом с ним, Топс приготовился к дежурству.
В состязании “Мне нужна помощь” эти несчастные полностью меня разгромили, решила Паскуа. Почему я? она задумалась, и ее сердце упало. Парень, по сути, слеп. И напуганный ребенок. Кто-то запланировал эти несчастья для меня? У дедушки какие-то претензии к Богу или что-то в этом роде?
Оставалось только сорваться с места и бежать, она могла придумать дюжину правдоподобных оправданий, даже не вспотев. Некоторые из них даже были бы правдой.
— Как, вы сказали, его звали? — спросил мужчина – Джеймс.
Он был светлее большинства местных жителей, и говорил по-английски со смесью акцентов, местного и, похоже, староамериканского. Более четко, чем ее родной диалект Канал-стрит. Симпатичный парень лет тридцати с небольшим, широкоплечий, с руками рабочего. Одетый в старую военную форму Соединенных Штатов, Паскуа узнала бронежилет. Семья... унаследовала... много армейского снаряжения во время Краха, и оно все еще хранилось на складах.
— В нем слишком много букв, чтобы я могла их записать, но звучит как Олень-Семь, — осторожно сказала она.
Что-то в этом человеке говорило о том, что он не дружил с Лесной Лигой По Удалению Сердец. То, как они оба побледнели при упоминании этого имени, подтвердило это. Мальчик посмотрел на мужчину, и тот обнял сына за плечи.
— Окей, я помогу вам вернуться домой, — сказала Паскуа, сама не веря своим словам, когда услышала, как они слетают с ее губ.
Она посмотрела на горы, на высокий вулкан с белой вершиной на западе. Н. Лицо ее отца.
— Последнее, что нужно Джакано, — сказал он, когда они виделись в последний раз, и его глаза мертвой рыбы взвешивали ее, как кусок мяса, — это долбаная совесть.
На следующий день она улетела в Центральную Америку, потерявшись здесь и не надеясь больше увидеть свой дом. Там она поняла, что свободна.
Джеймс снова и снова прокручивал в голове историю этой женщины. Когда он услышал ее голос ночью, то на мгновение испугался, что это какой-то подвох. Затем она объяснила свое присутствие.
— ...Олень-Семь...
Он резко повернул голову, и ему стало больно, и он почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Пауло взял его за руку и крепко сжал, и ему стало стыдно за свой страх. Для детей Долины Олень-Семь был Бабой Ягой.
— Ты уверена, что его звали Олень-Семь?
— Да. — ее голос звучал осторожно, как будто она боялась, что они могут быть его союзниками. — А что?
Он сказал ей, а потом настоял на том, чтобы они двинулись с места. В нем горело острое желание предупредить свой народ.
У Оленя-Семь была очень старая обида. Да и не нужен был ему никакой повод.
Паскуа так хотелось пить, что она даже не думала, что сможет заплакать. И она так устала, что ей хотелось заплакать. Они шли, вернее, спотыкались, весь день, и солнце уже начало садиться. Боже, я и представить себе не могла, что тропинка может быть роскошью. Только за то, чтобы иметь возможность пройти пять шагов, не споткнувшись, подумала она, подавляя стон, я бы заплатила. И как могло случиться, что в стране с таким количеством осадков не было родников или рек?
— Потому что мы держимся у горных хребтов, — сказал Джеймс.
Она вздрогнула, осознав, что произнесла последнюю мысль вслух. Должно быть, я вымотана сильнее, чем думала.
— Остановись, — тихо сказал Джеймс, поднимая руки.
Паскуа оглянулась на него; по тому, как он держал голову, было ясно, что он что-то услышал. Она огляделась, напрягая слух. Все, что она могла видеть, - это сосны, поросшие кустарником выше на склонах; ниже по склону росли тропические дубы, и доносился мучительный звук льющейся воды. Пот высыхал на ее лице и теле, а остальное давало ей понять, что, хотя солнце палило вовсю, температура воздуха была не выше семидесяти[9]. Ветер шелестел в кронах деревьев, прохладный и пахнущий свежестью. Она отогнала от себя мысли о боли в ногах и пересохшем, как бумага, языке. Наконец она услышала слабое тявканье.