Андрей повел глазами и увидел нарту Шапрона и Живолупа. Она была в полной исправности. Рядом с ней лежали шесть собак, привязанных к поваленному лавиной дереву. Глаза их уставились на костер.
— Поедет барин обратно, меня не возьмет, — снова заговорил Живолуп пустым, мертвым голосом. — Не люб я ему. Мы всю дорогу, как псы, лютовали. Далеко барин не уйдет. Он ничего не умеет. А ежели бы меня взял, я его вывел бы. Однако, не возьмет. Вот и сдохнет! Сдохнет, сдохнет! А я не хочу сдыхать!
Живолуп заплакал, всхлипывая и сморкаясь. Слезы струились по его черным обмороженным щекам и замерзали грязными полосами.
Андрей не почувствовал жалости. Эти слезы бессильной, трусливой злобы вызывали в нем омерзение. Живолуп стих, размазывая по лицу слезы и грязь. Потом снова заговорил:
— Еще просить тебя буду, скажи, какой бог самый сильный? — Гарпунер взял в руки иконку. — Русский бог, Никола-негодник, сильный? Я ему порато молился, губы ему салом мазал. Поможет Никола, заставит барина меня на нарту взять?
— Не знаю, — устало ответил Андрей. — Я не молюсь. А где Шапрон?
— Ходит, твою нарту ищет. Золотую карту ищет. Байт, пока не найду, не уеду. Он тебя обморошного обшаривал, не нашел у тебя карту.
Андрей испуганно схватился за грудь. Ладанки на груди нет!.. И тотчас улыбнулся успокоенно. Карта зарыта им в снег. А хорошо ли зарыта? Он был наполовину в обмороке, когда закапывал ее.
Живолуп заметил волнение Андрея.
— Чо за грудь хватился? — недобро прищурился креол. — А пошто оглядываешься? Чо ищешь?
Вокруг костра было натоптано. Это ходил Шапрон. Андрей повел взглядом по его следам и вздрогнул. Около костра, где снег обтаял, на дне одного из следов ясно виден был ремешок ладанки.
Андрей упал на снег и, вцепившись в ремень зубами, выдернул ладанку. Пошарил у пояса Ножа не было — Шапрон украл, чтобы Андрей в отчаянии не кончил самоубийством, унеся в могилу тайну золота.
— Дай нож! — крикнул Андрей Живолупу.
Гарпунер кинул через костер широкий морской кортик. Взяв ладанку в зубы, а нож зажав между ладонями, Андрей распорол ее. Лоскут парусины выпал, развернувшись. Костер осветил красные извилины и штрихи на нем.
— Смотри и расскажи Шапрону, — сказал Андрей. — Видишь?
— Вижу. Карта, да?.. — Не спуская с карты глаз, Живолуп пополз к Андрею. — Дай! Слышь, дай мне! Я барину дам. Он возьмет меня в нарту. И тебя возьмет… Николой-негодником клянусь, возьмет!.. — шептал лихорадочно Живолуп и все полз, кривясь от боли.
Андрей поднял карту ладонями обеих рук и швырнул ее в костер. Гарпунер завыл и сунул в пламя руки до локтей. Он выдернул бы карту из костра, но Андрей ударом ноги опрокинул его на спину. А когда Живолуп поднялся и снова сунулся к костру, лоскут парусины распадался уже пламенеющими кусочками.
Живолуп надрывно завыл, запрокинув голову, уставившись по-волчьи на злую зеленую луну.
— Плохой бог, Никола!.. Все боги плохие! Пропал Живолуп!.. Ой, совсем пропал!.. — вопил он и начал швырять богов в костер.
— Замолчи, животное! — крикнул раздраженно хриплый голос, и гарпунер разом стих.
Андрей поднял голову. К костру медленно, устало подходил Шапрон.
ВСЕ ЯСНО, И ДЕЛО КОНЧЕНО!
Шапрон подтащил к костру нарту и сел, измученно поникнув. Он был по пояс в снегу. Он три часа бродил по снежной осыпи, разыскивая нарту Андрея. Черно-багровое лицо Шапрона кровоточило лопнувшими струпьями. Мороз, как ножами, исполосовал его щеки и лоб. Грязно-рыжая всклокоченная борода была в копоти и в подпалинах от костра. Шапрон зашевелился, и Андрею послышался сдавленный сгон. Пошарив за пазухой парки, он вытащил монокль и щегольским жестом вскинул его в глазную орбиту.
— У вас нет желания поблагодарить меня за костер и рукавицы? — сказал он. — Я пытался спасти ваши руки.
Андрей молчал. Шапрон устало вздохнул:
— Что ж, тогда начнем сразу о деле. Я не нашел вашу нарту. Карта была там?
Он смотрел на Андрея затравленными глазами.
— Нет. Карта была на мне. Висела в ладанке на груди.
— Неправда! Я обыскал вас, когда вы лежали без сознания. Послушайте, Гагарин, неужели вы хотите, чтобы я превратил вас в кусок сырого мяса, а затем медленно поджарил бы на этом костре?
— Вам не противно заниматься такими делами? — усмехнулся Андрей.
Шапрон выдрал из бороды ледяную сосульку, посмотрел на нее внимательно и бросил в костер.
— Нет, не противно. Надо же чем-нибудь заниматься, так почему бы не этим?.. К дьяволу философию! К делу! Итак, вы сознались, что карта у вас. Где же она?
— Я сказал: карта была у меня.
— Была? Что это значит?
— Я сжег ее.
— Лжешь, чертов кретин! — закричал Шапрон тонким, взвизгивающим голосом.
— Спросите Живолупа. Он мой свидетель. Минут за десять до вашего прихода я сжег карту на этом костре.
Шапрон поднялся с нарты и подошел к гарпунеру:
— Это правда, Иван?
Живолуп молча кивнул и неожиданно хихикнул, злорадно и счастливо.
— Ты видел ее? Расскажи, какая она?
— Парусины кусок вот какая! Красным нарисовано. Внизу компас нарисован.
— Да Это была она, — негромко сказал Шапрон. — За нею я гнался через горы, через ледяные пустыни, на обгонки со смертью И вот…
— Сжег он ее!.. Сжег! Ой, как промахнулся ты. барин! Руки кусай, бороду рви! А Живолуп радоваться будет! — с подлой отвагой закричал гарпунер и встретил безумные, накаленные яростью и ненавистью глаза Шапрона. Живолуп закрыл ладонями лицо и сиплый, постыдный его вопль резанул Андрея по сердцу. Пират не смог смотреть смерти в глаза. Выстрел в голову опрокинул его на снег, на горящую пасхальную свечу.
Шапрон брезгливо посмотрел на убитого им человека и подошел к Андрею. От его курившегося дымком револьвера тянуло кислой пороховой гарью.
— Да, теперь все ясно. Vaila 1'affaire finic! [81] Но вас я не застрелю, — со спокойным бешенством сказал он. — Вы не заслужили легкую смерть. Подыхайте медленно, глядя, как гаснет последний ваш костер. — Он изящно поклонился и помахал над головой воображаемым цилиндром. — Не буду вас больше женировать [82], мосье Гагарин. Ваш почтительный привет, я, конечно, передам баронессе Штакельдорф.
Шапрон легко и ловко, по-салонному, повернулся и пошел к собакам. Андрей, смотрел ему вслед сурово и спокойно, как смотрит победитель.
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОБРОЙ ГАГАРЫ
Это был медленный, тяжелый, угрюмый путь. Он брел в полном изнеможении, почти теряя сознание. Свет, звуки, осязание уже покинули его. Он брел, не чувствуя под ногами земли, во мраке и безмолвии. Он часто падал, подолгу бессильно барахтался в снегу, но все же поднимался и снова брел, шатаясь, вытянув вперед руки, будто боясь налететь на стену. Иногда из мрака высовывались вдруг две длинные шагающие ноги, и он глядел на них с удивлением, не понимая, что это его собственные ноги. Иногда из мрака появлялся Молчан, тогда он пытался улыбнуться и посвистеть верному псу, но даже на это у него не было сил. Иногда в окружавшем его безмолвии начинали звучать голоса. Сначала они шептали, потом громко говорили и, наконец, оглушительно кричали всегда одно и то же:
— На север… на север!.. По Юкону… Здесь охотятся ттынехи. Где ты, Красное Облако?.. Поймешь ты меня?.. Простишь?!.
Он не понимал, что эти голоса были его мыслями, единственными мыслями потухающего сознания. Не понял он, откуда появились люди, много людей. Они вышли из мрака, как "беззвучные, быстрые серые тени, и окружили его. Из мрака прозвучал голос Красного Облака:
— Юноши, бегите в стойбище, скажите старухам, пусть готовят мази из сушеных трав и медвежьей желчи! Наш брат обморозил руки. Охотники, ищите сорок, стреляйте их! Свежее сорочье мясо хорошо лечит раны, нанесенные, морозом! Спешите, юноши! Спешите, охотники!