Невдалеке от утеса виднелся легкий челнок разведчика; он несся по реке, очевидно под управлением какого-то невидимого пловца. Когда взгляд Соколиного Глаза различил неприятную для него картину, он мгновенно приложился и спустил курок; сверкнула искра кремня, но ствол не ответил выстрелом.
— Поздно! — вскрикнул Соколиный Глаз и с отчаянием уронил винтовку на землю. — Этот злодей миновал быстрину, и даже будь у нас порох, я не мог бы остановить его пулей.
Между тем отважный гурон выставил голову из-за бортов челнока и, скользя по течению, взмахнул в воздухе рукой. Из его груди вылетел победный клич; из лесу ему ответили завывания, смех и свирепые крики.
— Смейтесь, дети сатаны! — пробормотал разведчик, садясь на выступ скалы. — Самые меткие винтовки, лучшие три винтовки в этих лесах, теперь не опаснее прошлогодних оленьих рогов!
— Что же теперь делать? — спросил Дункан. — Что с нами будет?
Вместо ответа Соколиный Глаз только провел пальцем вокруг темени, и это движение было до того красноречиво, что никто из видевших жест разведчика не мог усомниться в его значении. i
— Нет, нет, наше положение не может быть так безнадежно! — воскликнул молодой майор. — Гуроны еще не здесь, у нас есть возможность укрепить пещеры и помешать им высадиться.
— А какими средствами, спрошу я вас? — послышалось замечание Соколиного Глаза. — Стрелами Ункаса или слезами девушек? Нет, нет, вы молоды, богаты, у вас есть друзья, и я понимаю, что в ваши лета тяжело умирать. Но, — прибавил он и перевел взгляд на могикан, — не следует забывать, что мы с вами белые. Покажем жителям этих лесов, что кровь белых способна литься так же легко, как и кровь краснокожих, когда наступает их последний час.
Дункан посмотрел по направлению взгляда разведчика; поведение индейцев подтвердило его самые ужасные опасения.
Чингачгук в гордой позе сидел на обломке скалы; он положил на камень нож и томагавк, снял с головы орлиное перо и приглаживал единственную свою прядь волос, как бы приготовляя ее для последнего, ужасного назначения. Лицо индейца было спокойно, хотя и задумчиво; его темные огневые глаза мало-помалу теряли воинственный блеск и принимали выражение бесстрастия и готовности к смерти.
— Я не верю, чтобы наше положение было совсем безнадежно, — повторил Дункан. — Каждую секунду может подойти помощь, и я не вижу ни одного врага. Им надоела борьба, во время которой они подвергаются слишком большой опасности, не видя впереди достаточных выгод.
— Может быть, через минуту, через час эти змеи подкрадутся к нам. В это самое мгновение они способны лежать и слушать нас, — сказал Соколиный Глаз. — Чингачгук, — прибавил он по-делаварски, — брат мой, мы с тобой вместе бились в последний раз... Теперь макуас будет торжествовать при мысли о смерти мудрого могикана и его белолицего друга.
— Пусть жены мингов плачут над своими убитыми!— с непоколебимой твердостью и гордостью ответил индеец. — Великий Змей могикан свернул свои кольца в их вигвамах[13], отравил их победные клики плачем и стонами детей, отцы которых не вернулись домой. С тех пор как растаял последний снег, тела одиннадцати воинов уснули навеки вдали от могил своих праотцев, и никто не скажет, где они пали после того, как язык Чингачгука замолкнет навеки. Пусть обнажатся самые острые ножи макуасов, пусть взовьются в воздухе их самые быстрые томагавки, потому что величайший враг мингов попался в их руки... Ункас, последний побег благородного дерева, позови этих трусов, прикажи им поторопиться.
— Они отыскивают своего умершего соплеменника там, среди рыб, — ответил тихий, мягкий голос молодого вождя. — Гуроны плывут вместе со скользкими угрями. Как спелые плоды, падают они с ветвей деревьев, а могикане смеются.
— Ого! — пробормотал Соколиный Глаз, который с глубоким вниманием слушал речь туземцев. — Пожалуй, их насмешки ускорят месть макуасов. Но я белый, без примеси индейской крови, а потому мне подобает умереть смертью белого, то-есть без брани на устах и без горечи в сердце.
— Да зачем же умирать? — произнесла Кора, отступая от скалы, к которой ее приковало чувство ужаса. — Путь открыт со всех сторон. Бегите в лес и просите бога помочь вам. Идите, храбрые люди, мы и так уж слишком многим обязаны вам и не должны заставлять вас делить с нами несчастье.
— Плохо вы, леди, знаете хитрых ирокезов, если думаете, что они не отрезали всех путей к отступлению в лесу,— ответил Соколиный Глаз и тотчас же простодушно прибавил: — Конечно, если бы мы пустились вплавь вниз по реке, течение скоро унесло бы нас на расстояние, не доступное ни для их выстрелов, ни для звуков их голосов.