В свете предложенной интерпретации событий можно рассмотреть и позицию фигалеян. Их земли были базой для этолийских пиратов и удобным плацдармом для вторжения в Мессению[333]. После присоединения Трифилии к царю Фигалея заявила о своей готовности перейти на македонскую сторону, сюда был направлен царский уполномоченный по делам в Пелопоннесе Таврион с войском (Polyb., IV, 79, 7 и 80, 2).
В ходе зимней кампании существенная часть западных земель оказалась под контролем македонян. Более того, в тексте «Всеобщей истории» нет ни одного негативного высказывания ахейского историка по этому поводу, хотя обычно он не упускает возможности осудить деяния Филиппа. Вероятно, даже такой пристрастный автор, как Полибий, восхищался мастерски проведенными операциями. Возможно, установление македонского контроля имело свою идеологическую основу. Необходимость македонского присутствия на данных территориях объяснялась состоянием войны и поэтому это присутствие воспринималось греками-союзниками как временное, действующее до подписания мира.
Подводя итоги вышесказанному, можно отметить, что македонский царь зимой 219 г. предстал в совсем ином свете и перед этолийцами, и перед ахейцами. Он показал себя талантливым тактиком, удачливым полководцем, заботливым союзником и милосердным врагом (сдавшиеся этолийские отряды были отпущены по домам). Иными словами, он больше не воспринимался как молодой и неопытный предводитель Эллинской лиги. Напротив, с этого момента Филипп стал неуклонно осуществлять свою собственную политику, которая не всегда совпадала с устремлениями других участников альянса.
Составными частями его замыслов было установление мира в Греции и восстановление македонского господства над ней. Первая задача, согласно его плану, решалась после реализации второй. Именно в этом ракурсе следует рассматривать действия Филиппа летом и зимой 219 г. Передача некоторых крепостей союзникам демонстрировала его готовность к сотрудничеству в рамках лиги. Оказание помощи способствовало налаживанию дружественных отношений и снятию негативного восприятия греками македонской политики. Установление собственного контроля над рядом территорий объяснялось военным временем и, вероятно, «заботой» о союзниках.
Таким образом, не вызывая особых подозрений, Филипп сумел создать в Пелопоннесе сферу своего влияния. С военной точки зрения ее можно рассматривать как плацдарм для ведения военных действий, в политическом аспекте эти земли создавали противовес амбициозному союзнику Македонии — Ахейской лиге. Вероятно, есть основания утверждать, что Филипп опасался слишком сильного влияния Арата Старшего на других участников Эллинского договора[334]. Проводить открыто свои интересы через лигу было возможно только при наличии преданных лично ему сторонников. Поэтому свою ближайшую политическую задачу македонский царь видел в уменьшении влияния Арата и в создании своего образа — образа борца за греческие интересы. Дальнейшие военные успехи должны были подтвердить его претензии на эту роль.
Глава V.
Военный сезон 218 г.
Весной 218 г. военные действия возобновились. Однако этолийский блок, не оправившись от зимних неудач, заметно уступал позиции по всем фронтам. Немалую роль в этом сыграл и тот факт, что в начале сезона союзник Этолии в Пелопоннесе — Спарта — был вынужден воздержаться от участия в совместных действиях. Там в самый разгар зимы была организована попытка государственного переворота, закончившаяся провалом нового режима. В литературе это событие принято называть путчем Хилона. Спартанский царь Ликург был вынужден бежать и скрываться. Вернулся он, вероятно, летом; лишь после этого были организованы совместные с этолийцами операции.
Элида в конце зимы или начале весны подверглась нападению македонских войск. Хотя результаты вторжения были скромные — разорение полей и возвращение Диме крепости Тейхос, тем не менее идеологические последствия были существенными. Эллинская лига возобновляла войну, намереваясь расширить и закрепить достигнутые ранее успехи, тогда как для ее врага год начинался с попытки остановить продвижение противника. Более того, македонский царь попытался склонить Элиду к отпадению от союза с Этолией.
Полибий сообщает, что стратег элейцев Амфидам, попав в плен, предложил себя в качестве посредника при переговорах о заключении союза Элиды с Филиппом. Хотя царь предлагал выгодные условия — возвращение пленных без выкупа, обещание не вводить гарнизон и не устанавливать дань, сохранение их государственного устройства — элейцы решительно отвергли все предложения. Амфидам, узнав о намерении схватить его и отправить в Этолию, был вынужден бежать к Филиппу (Polyb., IV, 84, 2–6; 86, 3–4). Таким образом, дружба элидян с Этолией выдержала серьезное испытание. Вероятно, немалым фактором, повлиявшим на их решение о сохранении верности союзникам, было наличие этолийского отряда в Элиде. Для Эллинской лиги этот провал был досадным обстоятельством, поскольку, если бы в начале сезона удалось вбить клин в отношения между противниками, конец кампании вполне мог стать завершением Союзнической войны в целом. Вероятно, по замыслу царя, этот год должен был стать переломным в ходе войны. Однако военные успехи Эллинской лиги были омрачены разногласиями как между лидерами союза, так и между македонским царем и его окружением. Таким образом, внутренние противоречия не позволили союзникам воспользоваться удачно складывавшимися обстоятельствами и победоносно завершить войну в этот сезон.
333
Несмотря на то, что позиция Мессении послужила поводом к Союзнической войне, сами мессенцы на первых порах отказались от участия в ней. Свой отказ они мотивировали тем, что Фигалея — область на их границе и удобный плацдарм для действий против их государства — находится под контролем этолийцев (Polyb., IV, 31, 1).
334
Подтверждением этого влияния может послужить неудачная попытка Филиппа V ввести гарнизон в мессенскую крепость — она провалилась из-за угрозы Арата о расторжении союза (Plut. Arat., 50; Polyb., VII, 11).