В стане Филиппа тоже было неблагополучно. Успехи кампании 218 г. были омрачены придворными смутами и казнью заговорщиков (Polyb., V, 25 и 27). Кроме того, по свидетельству Плутарха (Flamin., 2), «македонская держава давала Филиппу достаточно войска для одного сражения, но в случае длительной войны все пополнение фаланги, снабжение деньгами и снаряжением, убежища, где можно было бы укрыться, зависели от греков». Царь накануне вторжения на Кефаллению получал материальную помощь от ахейцев (Polyb., V, 1, 10–12). Грабеж Ферма позволил преодолеть некоторые финансовые трудности. Но генеральное сражение, которое решило бы исход войны, так и не состоялось. Война затягивалась, принося союзникам по Эллинской лиге новые материальные траты, в отличие от их противника, привыкшего жить за счет врага как в мирное, так и в военное время. Скорее всего, именно возросшие материальные затраты принуждали македонского царя к скорейшему завершению военных действий.
Между лидерами Эллинской лиги тоже не было единства. На протяжении всех военных лет македонский царь пытался принизить авторитет Арата среди греческих союзников. В противовес ахейскому стратегу Филипп демонстрировал эллинам свое стремление быть защитником греков и устроителем мира. Возможно, в таком контексте следует рассматривать разрыв союзных отношений с иллирийцами. Напомним, Скердилаид вновь занялся пиратством. Поводом к его измене послужила невыплата Филиппом денег по договору (Polyb., V, 95,1). Такое пренебрежение к союзнику, конечно, можно объяснить нехваткой денег в казне. Но, возможно, причина скупости царя лежит несколько глубже.
Македонский правитель, авторитет которого среди союзников снизился после придворной смуты 218 г., в очередной раз попытался напомнить эллинам о своей роли спасителя греков. Война близилась к завершению, царь перестал нуждаться в Скердилаиде, который обходился казне довольно дорого. Не следует также пренебрегать еще одним замечанием Полибия, который упоминает, что у царя в конце войны были в распоряжении двенадцать палубных кораблей, восемь открытых и тридцать полуторных (Polyb., V, 101, 2). Поэтому острой необходимости в иллирийских судах уже не было. Отказ от финансирования Скердилаида решал сразу две задачи: с одной стороны, Филипп экономил значительную сумму денег, а с другой, он провоцировал пиратские набеги иллирян на корабли своих союзников. Естественно, что задачу преследования нарушителей договора должен был взять на себя царь — гегемон лиги. В случае успеха греки должны были осознать необходимость македонского присутствия в Греции. Однако в полной мере этот план Филиппу реализовать не удалось; его морские силы были еще довольно скромными, чтобы полностью ликвидировать пиратские рейды иллирийцев. А на суше преследование Скердилаида по завершении Союзнической войны привело царя к столкновению с римскими войсками.
Таким образом, можно с большой долей вероятности говорить, что участники Эллинского союза были готовы к миру. Но утверждение, что Филипп стремился закончить войну, чтобы осуществлять западную программу завоеваний[485], по нашему мнению, не имеет под собой весомых оснований. Исследователи, говоря об этом, следуют за Полибием. Однако, как неоднократно отмечалось, его сведения нельзя назвать вполне достоверными, когда речь заходит об этолийцах или македонянах. Таким образом, утверждение о наличии у македонского правителя планов завоеваний на Западе можно поставить под сомнение. Филипп не мог серьезно планировать вторжение в Италию, располагая единственной гаванью в собственном царстве.
Ахейский историк говорит, что весть о победе Ганнибала при Тразимене Филипп получил в Аргосе и под давлением Деметрия Фарского склонился к мысли о мире в Греции, о покорении Иллирии и о переправе в Италию (Polyb., V, 101, 6–102, 1). Но в другом пассаже Полибий упоминает (Polyb., V, 100, 9–10), что еще во время осады Фтиотидских Фив к Филиппу прибыли послы Родоса, Хиоса, Византия и даже от царя Птолемея с предложением вновь стать посредниками между ним и этолийцами[486]. И тогда же царь согласился и отправил их в Этолию. Таким образом, переговоры о мире начались еще до получения известия о битве при Тразименском озере.
Следующий этап переговоров связан с отправкой в Этолию в качестве посла Клеоника. Причем Полибий подчеркнул, что царь «не стал дожидаться послов для ведения мирных переговоров в общем собрании» (Polyb., V, 102, 4). Под «собранием», видимо, понимался совет союзников — синедрион лиги. А послы, которых царь не стал ждать, — это посольство Этолийской федерации. Но тогда резонно возникает вопрос: почему царь считал, что это посольство вообще прибудет? Ответ может быть лишь один: посредники уже вели переговоры и продвинулись весьма далеко на этом поприще. Сначала они должны были заключить перемирие, видимо, как в прошлом году (Polyb., V, 28, 1–3), а затем организовать встречу посольства Этолии с представителями лиги, то есть с советом. Временной фактор в данном случае не стоит игнорировать. Если посольство отправилось в Этолию в то время, когда Филипп осаждал Фивы[487], то к моменту получения царем сведений о Тразименском сражении[488] переговоры длились уже более месяца. Таким образом, их нельзя ставить в прямую зависимость от известия о Ганнибаловой победе.
485
Версию о наличии «западной программы» поддерживают:
486
Хиос и Родос участвовали в посредничестве вторично (Polyb., V, 24, 11). Мотивы их не вполне ясны, так же как участие Византия. Вероятно, большую роль играл ущерб торговле, наносимый войной:
487
Осада Фив, видимо, произошла одновременно с битвой при Тразименовом озере, приблизительно в июне 217 г. См. таблицу синхронизмов в кн.:
488
Филипп получил вести о победе Ганнибала на Немейских играх, которые проходили обычно в июле — августе третьего года олимпиады: