Я отпустил лося. Пусть себе живет. И помнит.
По правде говоря, начать свою историю я собирался с похорон Манивальда. В ту пору мне было лет шесть. Вообще-то я этого Манивальда в глаза не видал, поскольку он жил не в лесу, а на берегу моря. Я так до сих пор и не знаю, зачем дядя Вотеле взял меня на похороны. Других детей там не было. Ни моего друга Пяртеля, ни Хийе. Хотя Хийе к тому времени уже наверняка родилась, ведь она всего на год младше меня. Почему Тамбет и Малл не взяли ее с собой? Ведь именно им это событие было по нраву — нельзя сказать, что они имели что-то против Манивальда и обрадовались его смерти. Нет, далеко не так. Тамбет Манивальда очень даже уважал. Ясно помню, как он говорил возле костра: «Таких людей больше не родится». Он был прав, не родилось. Между прочим, люди в наших краях вообще перестали рождаться. Я был последний, за несколько месяцев до меня родился Пяртель, год спустя у Тамбета и Малл появилась Хийе. Но это девчонка, не мужчина. А потом в наших лесах плодились только ласки да зайцы.
Тогда Тамбет этого, конечно, еще не знал да и знать не хотел. Он все верил, что вновь настанут времена и тому подобное. Да он и не мог иначе, такой уж был человек, почитал всякие обычаи да обряды, каждую неделю ходил в священную рощу и с глубокомысленным видом привязывал к липам разноцветные лоскутья в глубокой уверенности, что приносит жертву духам-покровителям. Хийетарк[1] Юльгас был его лучшим другом. Нет, слово друг тут не к месту. Тамбет ни за что не назвал бы хийетарка своим другом. По его понятиям это было бы верхом хамства. Хийетарк — лицо значительное и священное, его должно почитать, а не дружить с ним.
Естественно, на похоронах Манивальда присутствовал и Юльгас. А то как же! Ведь это его долг разжечь костер и проводить душу усопшего в страну духов. Он долго и нудно пел, бил в барабан, жег какие-то грибы и травы. Так испокон веку повелось сжигать покойников, и так надлежало делать. Оттого-то я и сказал, что эти похороны были Тамбету по нраву. Он ведь просто обожал всяческие обряды. Главное, чтоб все делалось, как делали праотцы, тогда Тамбет испытывал удовлетворение.
А я томился от скуки, ясно помню это. Я же Манивальда совсем не знал, так что я вообще не был опечален, просто глазел по сторонам. Сперва было интересно разглядывать морщинистое лицо покойника с длинной бородой — но и страшно тоже, мне еще никогда не доводилось видеть мертвеца. Хийетарк заклинал и ворожил так долго, что в конце концов стало неинтересно и нестрашно. Вообще-то я с удовольствием убежал бы к морю, я же никогда не видел моря. Я — дитя леса. Но дядя Вотеле удерживал меня, шептал, что вот-вот костер разожгут. Поначалу это действовало, огонь увидеть мне хотелось, в особенности — как сжигают человека. Что из него повылазит, какие у него кости? Я стоял на месте, но хийетарк Юльгас все никак не кончал со своими обрядами, так что я едва не помер со скуки. Даже если бы дядя Вотеле пообещал освежевать тело старика, прежде чем сжечь, то и тогда я бы не заинтересовался, мне просто хотелось домой. Я зевнул громко, и Тамбет, выпучив глаза, цыкнул:
— Тихо, малый! Ты на похоронах! Слушай хийетарка!
— Иди, побегай, — шепнул мне дядя Вотеле. И я понесся к морю, как был — одетый — скакнул в волны, потом играл в песке, пока не изгваздался весь. Тут я заметил, что костер уже разгорелся, и со всех ног припустил к огню, но за огромными языками пламени, которые взвивались в небо, к звездам, Манивальда было не разглядеть.
— Как ты вымазался, — сказал дядя Вотеле, стараясь почистить меня своим рукавом, и я вновь напоролся на злобный взгляд Тамбета, потому что вести себя на похоронах, как я, естественно, не подобает, а Тамбет всегда строго держался правил.
Но какое мне дело до Тамбета, ведь он мне не отец и не дядя, просто сосед, и зловредность его меня не трогает. Я дернул дядю Вотеле за бороду и потребовал:
— А кто такой этот Манивальд? Почему он жил возле моря? Почему не в лесу, как мы?
— Его дом был у моря, — ответил дядя Вотеле. — Манивальд был старый и мудрый. Старше всех нас. Он даже Лягву Полярную видал.
— Что за Лягву? — заинтересовался я.
— Лягва Полярная — это огромный змей, — ответил дядя Вотеле. — Она огромная-преогромная, куда больше змеиного короля, огромная, как лес, и умеет летать. У нее исполинские крылья. Когда она взмывает в небо, то заслоняет и солнце и луну. В былые времена она часто поднималась в небо и пожирала всех наших врагов, что приплывали на своих кораблях к нашим берегам. И поскольку она пожирала их, то их добро доставалось нам. И мы стали богатыми и сильными. Нас боялись, ведь никому не удавалось уйти живым с наших берегов. Однако слухи о нашем богатстве разносились, и людская жадность преодолевала страх, Все новые и новые корабли приплывали к нашим берегам, чтобы заграбить наши сокровища, но Лягва Полярная убивала их всех.