— Безусловно, — нахмурился Эмерсон. — Но я не собираюсь из-за него останавливать работу. Займись им, Пибоди, и посмотрим, сумеешь ли ты от него чего-нибудь добиться. — Приказав мужчинам следовать за ним, он ушёл, продолжая оглашать воздух жалобами: — Что, чёрт его побери, делать с ним? Он не сможет самостоятельно вернуться в лагерь, он заблудится, и опять упадёт с проклятого верблюда, и потеряет сознание, и умрёт от удара, или жажды, или и от того, и от другого, и всё это ляжет на мою…
Слова заглохли в непонятном, но всё ещё ясно слышимом ворчании.
— Он прав, знаете ли, — заметила я, помогая Фортрайту встать. — С вашей стороны было чрезвычайно глупо отправляться на поиски в одиночку.
— Я был не один, — вежливо ответил Фортрайт. — Меня сопровождали слуги. Они не виноваты в том, что я так опередил их. Они пытались следовать за мной, и я ожидаю их скорого появления здесь.
— Тогда им должно быть уже сейчас, — вставил Рамзес.
— «Они», а не «им», — исправила я. — Рамзес, какого чёр… почему ты до сих пор здесь? Ведь папа приказал тебе вернуться к работе.
— Прошу прощения, мама, но в папиных словах не содержался прямой приказ по отношению ко мне. Предположительно общий тон его комментариев позволял сделать вывод, что он намеревался возобновить работу, но ввиду его отказа отдать конкретное…
— Ладно, хватит, — прервала я.
— Да, мама. Я разведу огонь, чтобы вскипятить воду для чая.
— Предусмотрительный парень, — сказал Фортрайт, улыбаясь мальчику. — Любой увидит, как он предан своей дорогой маме.
— Ну… да, — откликнулась я, изучая облик сына с неоднозначными чувствами. Уподобляясь отцу, Рамзес пользовался любым предлогом для того, чтобы избавиться от одежды. И так как всеми правдами и неправдами (не будем уточнять, намеренно или случайно) моему сыну удалось привести в негодность те миленькие норфолкские костюмы[71], которые я захватила с собой, пришлось разрешить ему до некоторой степени облачаться в местные наряды. В описываемый момент на нём были костюмные брюки и пара сапог, но выше пояса он вполне мог бы сойти за подростка-египтянина. На чёрные кудри был нахлобучен картуз, сотканный из ярко-красных, жёлтых и зелёных нитей, а грубую хлопковую рубашку я сотворила собственноручно, отрезав несколько футов от халата.
— Ладно, — продолжила я, — раз уж ты здесь, Рамзес, то займись чем-то полезным. Отправляйся к слугам мистера Фортрайта и размести их… где-нибудь. В любом месте, подходящем для временного пребывания… и, разумеется, на некотором расстоянии от…
— От твоей с папой палатки, — завершил Рамзес.
— Довольно. Боюсь, что вечером вам придётся трудновато, мистер Фортрайт. У нас нет никаких дополнительных палаток или раскладушек. Мы не ожидали гостей.
— Но, миссис Эмерсон, конечно же, я захватил с собой всё, что необходимо, — рассмеялся молодой человек. — Ведь вы не знали, когда я приеду, так что едва ли следовало ожидать, что заранее обеспечите мне место.
Его взгляд был таким же чистосердечным, как у Рамзеса. (И даже более того.)
— Не знала, когда вы приедете, — повторила я. — Совершенно верно. Нам есть о чём поговорить, мистер Фортрайт. Будьте любезны, следуйте за мной.
Ночные тени сгустились ещё до того, как Эмерсон объявил о завершении раскопок и освободил людей. Последние полчаса работы ознаменовались проклятиями и возгласами боли, ибо к тому времени стало действительно слишком темно, чтобы видеть, чем занимаешься. Эмерсон вышел за рамки обычного времени, стремясь доказать… Ну, каждый может сам себя спросить, что именно. Но это — путь мужского пола, а женщина обречена лишь грустно рассуждать о многообразии лучшей части человеческой расы.
Мы с мистером Фортрайтом сидели перед палаткой, наслаждаясь треском и сиянием маленького костерка, когда Эмерсон прошагал мимо нас, буркнул что-то в виде приветствия и исчез в палатке. Я предусмотрительно зажгла фонарь, чтобы мужу было удобнее; но он немедленно загасил его и продолжал свои манипуляции в полной темноте и относительной тишине. Только плеск воды и случайные ругательства выдавали чьё-то присутствие. Однако, когда он, наконец, появился, с чёрными кудрями, падавшими на лоб, и в чистой рубашке, обтягивавшей его мощные плечи, то явно пребывал в лучшем настроении, потому что мимоходом втихомолку погладил меня и достаточно явно кивнул мистеру Фортрайту. Наши вечерние омовения доставляли множество неприятностей, ибо каждую каплю воды приходилось извлекать из Нила, за милю отсюда, и фильтровать перед использованием, но я осознавала, что они были необходимостью, а не роскошью, и очищали дух так же, как и тело. Нет смысла упоминать о том, что идея принадлежала мне. Будучи предоставленным самому себе, Эмерсон не менял бы рубашки с начала недели до самого конца. Если бы только вообще носил рубашку.
71
Норфолкский костюм — один из видов одежды конца ХХ — начала ХХ веков. Им пользовались при катании на велосипеде или при игре в гольф.