Вопрос: как все-таки из этой глуши ты посоветуешь мне «проявить себя» в Вологде?
Саша, я тут поднаписал кое-каких стихов. Два из них — «Осенние этюды» (длинное) и «Кружусь ли я…» — посылаю тебе с просьбой: предложи ты, пожалуйста, если сам найдешь возможным, хотя бы эти «Этюды» в «Вологодский комсомолец». Стихотворение это лирическое, картинное, с кое-какими мыслями на, так сказать, общечеловеческие темы. Намерен, между прочим, в будущем написать целый цикл такого рода.
А в стихотворении «Кружусь ли я в Москве бурливой…» можно заменить кое-какие эпитеты. И в частности, «грустные стихи» можно заменить «добрыми», «адский дух» — «бодрым», и стих будет абсолютно даже комсомольским. Да ты сам все поймешь прекрасно.
Вызова твоего жду. Может, смогу из этого бездорожья выбраться.
Сердечный привет твоей семье, Васе Белову, С. Багрову (что он мне журнал-то не послал?).
Да хранит тебя Бог.
P. S. Прошу тебя передать в редакцию стихи лишь потому, что сам я теперь не сразу соберусь им написать. Просьба моя, так сказать, попутная с этим письмом тебе. Да ведь там все рядом. Все дело в том, одобришь ли ты сам-то эти стихи.
Еще раз всего наилучшего!
Да, там есть строка: «Картины нашей жизни одна другой прекраснее…» Так надо бы «Картины… одна другой туманнее».
Дорогой Саша!
Несказанно был рад твоей весточке.
Одно меня озадачило: о какой рукописи ты говоришь? Рукопись моей книжки лежит в Архангельском издательстве. Она пришла оттуда на Вол. отделение, что ли? Или ты имеешь в виду рукопись стихов, которые я послал С. В. Викулову? Если эту рукопись, то тогда о какой рецензии ты пишешь мне? Эти стихи я послал С. В. с той целью, чтобы он смог отобрать стихи из них для подборки в «Кр. Север», о которой у нас был разговор с ним до этого.
А тебя, Саша, от всей души поздравляю и желаю тебе на этой новой должности всего самого доброго [19].
Стихов пишу, да, много. Не знаю даже, что делать с ними. Мне самому они абсолютно не нужны, когда уже закончены, а и никому, видно, не нужны, раз их не печатают (бывают, конечно, исключительные случаи). Хорошо бы, Саша, если бы из «Кр. Севера» в счет стихов, которые будут напечатаны, как-нибудь, каким-нибудь образом послали мне немного денег до Нового года.
Ты не мог ли чуть-чуть похлопотать об этом?
Мне тут, в этой глуши, страшно туго: работы для меня нет, местные власти начинают подозрительно смотреть на мое длительное пребывание здесь, так что я не всегда могу держаться здесь гордо, как горный орел на горной вершине. «Кр. Север» напечатает только один стих, ради снисхождения? Наверное, так и будет. Только мне вся эта мелкая возня вокруг какого-нибудь дурацкого одного стишка надоела и не нужна. Всегда столько разговоров, работы на машинке, всякого беспокойства, усилий — и ради чего? Ради того, чтобы увидеть, что вот все-таки напечатали? Есть в газете 8–10 строк! Правда, Саша, все это как-то ненормально? Были бы у меня средства, я никогда не печатал бы стихи, не стремился бы к этому, т. к., насколько я убедился, стихи, вернее, хорошие стихи (не говорю о себе) печати не нужны. Это обстоятельство, как самый печальный цветок в букете остальных печальных обстоятельств в жизни пишущих ребят, не имеющих литературного имени.
Ну, я разболтался, как воробей на зерне. Извини. Очень рад был бы увидеть тебя.
В. Д. Елесину
Добрый день, дорогой Вася!
Я рад, что книжечка моя тебе в общем-то понравилась. С твоими дружескими (очень уж скромными) замечаниями я согласен. Да, есть у меня пристрастие к восклицательным знакам. Ставить их где надо и где не надо. Ну, а насчет того, что колокол под дугой звенеть не может, даже «легонечко», когда лошадь идет шагом, — это, Вася, плод твоей великолепной фантазии. Сейчас вот бабки говорят: «Колокольчик на любой животине всегда звенит». Да и как ему не звенеть, если дороженьки-то наши настолько ухабисты, Вася, что тут и дуга, и оглобли, и груз, не только колокольчик — все запоет. Ну, да Бог с ними.
Сережу Багрова, да, я видел в Вологде. Правда, быстро расстались. Прошлись только от редакции до рынка.
О себе писать нечего. Могу только сказать, что очень полюбил топить печку по вечерам в темной комнате. Ну, а слушать завывание деревенского ветра осенью и зимой — то же, что слушать классическую музыку, например, Чайковского, к которому я ни разу не мог остаться равнодушным.
Вася, я посылаю тебе два стихотворения и, как это говорится, прошу напечатать, что можно, в газете.
Одно из них — «Осенние этюды» — посвящается А. Яшину, т. к. ему понравились те картины, которые есть в этом стихотворении. Стихотворение абсолютно печатное. В другом стихе есть у меня строчки: «Склоню ли голову, слагая о жизни грустные стихи». Если вашу газету не устроит слово «грустные», можно его заменить другим. Это сделать легко, хотя никакое другое слово, никакой другой эпитет здесь не будет точнее и лучше. Еще в этом же стихотворении есть строчки: «Нет, не найдет успокоенья мой беспокойный бодрый дух!». Это вариант для газеты. Но, может быть, газета примет и другой, лучший вариант этих строчек: «Нет, не найдет успокоенья во мне живущий адский дух!» Буду очень рад, если в нашей газете еще раз появятся мои стихи. Особенно я желал бы увидеть там «Осенние этюды».
Вася, читал ли ты мою подборку в «Вологодском комсомольце» за 10 октября? Видел ли подборку в журнале «Октябрь» в 10-м номере? Если видел, то покажи их и редактору.
Пиши. Крепко жму руку. Не унывай!
В. Д. Елесину
Дорогой Вася!
Я опять в Николе. На сей раз я командирован сюда на длительный срок Союзом писателей.
Возможно, что скоро уеду.
У меня вышла книжечка. Конечно, тут далеко не все, на что я способен. Ну пусть. Посылаю одну книжечку тебе, найдешь нужным — отрецензируйте, я не буду против.
А еще в 10-м номере «Октября» вышла большая подборка моих стихов. Можешь посмотреть.
Вот вкратце такие мои дела.
Сейчас я возьмусь писать два очерка по заданию журнала «Сельская молодежь». Вполне возможно, что ничего не напишу.
Вася, милый, как ты там живешь в своей скучной, но хорошей Тотьме? По-прежнему? Есть ли новости?
В Москве я побывал у Александра Яшина. Осталось очень хорошее, но печальное воспоминание: слишком уж часто он болеет. Ну, жму руку. Напиши мне. Буду рад.
Б. А. Чулкову
Здравствуй, милый и дорогой Боря!
Давно уже я собирался написать тебе, но ты знаешь, как это трудно бывает сделать. Разные есть тут причины, и все ты знаешь. Одна из них та, что я не люблю уже, да и не могу писать товарищу просто о своих чувствах к нему, о настроениях и т. п. И ты этого, мне кажется, тоже уже не любишь.
19
А. А. Романов в то время был избран ответственным секретарем Вологодской писательской организации.