Рабиндранат Тагор, — продолжал Омито, — все время оплакивает то, что уходит. Он просто не умеет воспевать то, что остается. Посуди сама, Бонне, достойно ли поэта утверждать, что мы напрасно стучим в дверь, ибо она все равно не откроется!
— Умоляю тебя, Мита, не затевай сегодня ссоры из-за поэзии! Ты думаешь, я с первого дня не догадалась, что Нибарон Чокроборти — это ты? И прошу тебя, не воздвигай из своих стихов мавзолей нашей любви, подожди хотя бы, пока она умрет!
Лабонно понимала, что Омито сегодня говорит о всяких пустяках, чтобы скрыть свою тревогу. Он и сам чувствовал, что если вчера спор о поэзии был до какой-то степени уместен, то сегодня он звучит просто нелепо. Но то, что Лабонно видела его насквозь, было ему неприятно.
— Хорошо, я пойду, — сказал он сдержанно. — В этом мире и у меня есть предназначение: на сегодня оно состоит в том, чтобы посмотреть отель. Похоже, несчастный Нибарон Чокроборти отвеселился.
Лабонно взяла Омито за руку.
— Послушай, Мита, — сказала она, — никогда не сердись на меня. Если настанет время разлуки, молю тебя, не уходи, не простив!
И она поспешно вышла в другую комнату, чтобы скрыть свои слезы. Омито замер на месте. Затем, почти бессознательно он побрел к эвкалипту. Под ним были разбросаны колотые грецкие орехи. При виде их у него сжалось сердце. Следы, которые остаются после того, как пронесется поток жизни, всегда печальны, потому что уже ничего не стоят. Потом он увидел на траве книжку «Журавли» Рабиндраната Тагора[47]. Последняя страница была влажной. Сперва он хотел положить книгу на место, но вместо этого сунул ее в карман. Он хотел пойти в отель, но вместо этого сел под деревом. Мокрые ночные облака дочиста отмыли небо. Пыль прибило, воздух был прозрачен, и все вокруг казалось необычайно ярким. Очертания гор и деревьев четко вырисовывались на фоне небесной синевы. Казалось, будто природа приблизилась к душе человека. Время сделалось ощутимым, и в нем слышалась печальная музыка вселенной.
Лабонно пыталась заняться делами, но когда она увидела, что Омито сидит под эвкалиптом, не смогла сдержаться: сердце ее забилось, глаза наполнились слезами. Она подошла и спросила:
— Мита, о чем ты думаешь?
— Совсем не о том, о чем думал раньше,
— Тебе, видно, необходимо время от времени менять свои взгляды на противоположные. Что же ты придумал теперь?
— До сих пор я строил для тебя жилища — то на берегу Ганга, то на холме. А сегодня моему мысленному взору предстала дорога, поднимающаяся по горам, вся в пятнах тени и утреннего света. В руках у меня длинная палка с железным наконечником, за спиной — квадратный рюкзак на кожаных ремнях. Ты идешь рядом, я благословляю имя твое, Бонне, за то, что ты вывела меня из четырех стен на дорогу. Дом всегда переполнен, а на дороге нас только двое.
— Значит, сад в Даймонд-Харборе исчез, и несчастная комната за семьдесят пять рупий тоже? Согласна! Но как же в пути сохранить расстояние между нами? Останавливаться на ночь в разных гостиницах, ты в одной, а я в другой?
— Этого больше не нужно, Бонне. В пути новизна никогда не теряется. В движении ничто не стареет — для этого не останется времени. Старость приходит с неподвижностью.
47
«Журавли» — сборник стихов Тагора, опубликованный в 1916 году (см. 7 т. наст. собр. соч.).