«Это была работа трудная и долгая: клался в рот кусок чёрной резины, и эту резину нужно было жевать – целый месяц! Всё время жевали, только во время еды и на ночь вынимали изо рта. Через месяц из жёсткого куска резины получалась тягучая чёрная масса. Называлось: съёмка. Ею очень удобно было стирать карандаш на уроках рисования и черчения. Но не для этого, конечно, брали мы на себя столь великий труд: стирать можно было и простой резинкой. Главное удовольствие было вот какое: из чёрного шарика можно было сделать блин величиной с пятак, загнуть и слепить края, так что получался как бы пирожок, наполненный воздухом. Когда пирожок сжимался между пальцев, он лопался, и получалось: пук! Для этого удовольствия мы и трудились целый месяц…»
Итак, две забавные сценки разделяет больше столетия, но обе они живо воспроизводят повторяющийся жизненный и устойчивый литературный сюжет: дети с увлечением совершают действия и поступки, неподвластные формальной логике, неподсудные здравому смыслу, нарушающие принятые нормы поведения. Да уже сами слова – «съёмка», «чёрный хлопок» – кажутся нам весьма странными, какими-то нелепыми. Почему? Потому что в нашей речи для них нет подходящих эквивалентов, нет соответствующих предметов, реалий.
Невозможность точного перевода с языка детской субкультуры на язык общей культуры неизбежно ведёт к ссорам, распрям, вражде. Порой нам приходится довольствоваться «подстрочником» – считывать детское поведение дословно и оценивать то, что мы видим, а не то, что происходит в действительности.
«Не вредничай, уступи малышу качели!» – строго командует няня пятилетнему карапузу, самозабвенно взмывающему ввысь.
«Да отойди ж ты, наконец! Что за вредность-то такая!» – теряет терпение мама малышки, упорно маячащей перед телеэкраном.
«Только зашли к Смирновым, так мои сразу развредничались, начали всех строить, командовать!» – сокрушённо делится с соседкой бабушка дошколят-близнецов.
Зачастую мы видим только действие, но не понимаем мотив; считываем поступок, оставляя непрочитанным намерение. А полупонимание лишь добавляет полешки в костёр ссор и взаимных обид.
Ещё хуже, когда мы пытаемся подделывать детскую речь – притворяемся, подражаем, имитируем. «Вот бибика!» «Сделай ням-ням!» «Какая холёсяя киса!» «У Кати вава!»… Это всё равно что говорить на чужом языке с сильным акцентом. Не случайно родство слов «сюсюкать» и «шепелявить». И ничего удивительного, что ответом становятся детские насмешки, недоверие, неприязнь. Кому же нравятся подделки и фальшивки?
Но кто же всё-таки он такой, этот МАЛЕНЬКИЙ ВРЕДИНА?
Попробуем для начала поискать ответ в авторитетном взрослом источнике – толковом словаре. Открываем, читаем: вредина – 1) тот, кто наносит вред, вредничает; 2) употребляется как порицающее или бранное слово.
На что указывают эти значения? На то, что от вредин нет житья. Они безобразничают и пакостят, портят вещи и действуют на нервы. Однако очевидно и другое: обвинить во вредности можно кого угодно, было бы желание. Вредина – это яркий и прилипчивый ярлычок для всех, кто чем-то мешает другим.
Ещё любопытнее ситуация в английском языке. Там вредины зовутся mean (She is so mean! – Она такая вредина!). И слово это имеет множество переводов для обозначения совершенно разных понятий: посредственный, плохой, слабый, подлый, нечестный, скучный, скупой, скаредный, придирчивый, недоброжелательный, трудный… Дополнительное словосочетание с тем же общим смыслом – malicious person – имеет более ограниченное, но тоже крайне неточное значение: злобный, злонамеренный.
Точн о таким же – предельно обобщённым и универсальным – значением в детском языке обладает дура/дурак. Это только у взрослых оно обозначает глупого, неумного человека, а у детей «дурак» – это и тот, кто разбил чашку, и тот, кто отнял мячик, и тот, кто забыл стих, и даже тот, кто влюбился в соседку по парте. Обзывательство на все случаи жизни, поэтому самое популярное и самое любимое.
Детям от этого только хорошо, детям всё нипочём. А взрослым – «почём». Взрослые без конца сбиваются и путаются, пытаясь подобрать точные определения словам и дать объяснения поступкам.
В многотомном «Слова ре русских народных говоров» среди слов-характеристик детей больше всего описаний поведения и особенно – плохого: непослушания, дерзости, непокорства[4]. Стало быть, уже на уровне языка заметно наше повышенное внимание к детской «вредности». Причём во вредины записывают всех кого ни попадя: шалунов, лентяев, торопыг, разинь – вообще всех-кто-не-взрослый… Учёные называют таких «трудными», «ненормальными», «педагогически запущенными». Называют, а потом ещё и возмущаются…
4
См. об этом: