— Смогу ли я полюбить его, милорд, так же сильно, как?.. — Я прикусила язык и залилась румянцем, осознав, что чуть было не проговорилась.
Суффолк был не из тех людей, что упускают возможность обрести, преимущество, пусть самое незначительное.
— Так же сильно, как... кого, ваша светлость?
— Есть много мужчин, которых я могла бы полюбить, милорд, — сказала я, — если таковы предначертания судьбы.
Граф быстро оглянулся, чтобы удостовериться, одни ли мы, и поцеловал мои пальцы.
— Милая Мег, есть лишь одна женщина, которую я мог бы и хотел полюбить, даже вопреки предначертаниям судьбы.
Суффолк поднял голову и посмотрел на меня в упор. Он был втрое старше меня, женат, имел детей. Но так ли это важно, если тебе четырнадцать и ты влюблена? Девушки в четырнадцать лет влюбляются пылко и страстно, и пусть эта влюблённость частенько проходит за несколько недель или даже дней, но пока они влюблены, всем своим существом стремятся к предмету своего обожания. Хорошо, если предмет обожания отгорожен от них высокой стеной и они видят его лишь издали, что отнюдь не мешает им тяжело вздыхать, а порой и лишаться чувств.
Мне, однако, не повезло. Предмет моего обожания стоял Передо мной, мы были одни, он держал меня за руку и медленно, но властно привлекал всё ближе и ближе к себе.
— О Мег! — воскликнул он. — Мег, Мег, Мег! Я полюбил вас, как только увидел ваше лицо. Но когда я увидел вас купающейся, увидел ваше блистательное тело...
Существовал только один способ прекратить это безумство, а именно — закрыть ему рот. Что я и сделала... своим ртом.
Не уверена, но, видимо, пока мы говорили, граф тесно прижал меня к себе, знаю только, что несколько секунд наши языки искали друг друга, а его руки ощупывали моё, к счастью, прикрытое до самых лодыжек платьем тело, и я испытывала самые восхитительные ощущения.
Затем он вдруг отпустил меня, видимо осознав, что сделал, и его лицо стало пепельно-серым.
— Ваша светлость... Он упал на колени.
Прошло несколько секунд, прежде чем я смогла обрести дар речи. Я порывалась вновь броситься в его объятия, но благоразумие пришло мне на выручку. Суффолк продолжал стоять на коленях, с опущенной головой, без сомнения ожидая, что я немедленно призову стражу, заключу его в тюрьму и обреку на жестокую казнь. Я положила руку ему на плечо, и он резко поднял голову.
— Полагаю, нам лучше всего забыть эти последние пять минут, милорд, — сказала я.
— Да, — пробормотал он, жадно вглядываясь в моё лицо. — Да.
— И ни одна живая душа не должна знать о том, что произошло между нами.
— Да, ваша светлость. Клянусь блюсти молчание.
— Тогда поцелуйте мою руку, уходите и возвращайтесь лишь после того, как ваш король будет готов принять меня.
Он схватил мою руку.
— Мег!
— Уходите, — повторила я, — вы должны уйти, милорд.
Его пальцы на мгновение сжали мои, но он тут же отпустил мою руку и поклонился.
— Я буду считать каждую секунду до нашей новой встречи, ваша светлость.
Мне хотелось проводить его до дверей и махать рукой, пока он не скроется вдали, но это было слишком рискованно. У меня бешено колотилось сердце, щёки горели, и мне требовалось, по крайней мере, несколько минут, чтобы успокоиться и обрести свой обычный вид.
Но этих нескольких минут и не оказалось в моём распоряжении. Прежде чем я успела перевести дух, появилась маман.
— Что он сказал? — спросила она.
— Попрощался со мной.
Маман пронзила меня испытующим взглядом.
— И ничего больше?
— А что ещё он мог сказать, маман?
Маман по-прежнему не отводила от меня глаз; она всячески кривила рот, как обычно, когда пребывала в нерешительности. Но между нами никогда не было истинной близости. Пока она расходовала свои силы на то, чтобы отвоевать владения мужа, я находилась на попечении бабушки. Эта милая испанская гранд-дама воспитывала меня до самой своей смерти, а умерла она лишь за восемнадцать месяцев до тех событий, с которых я начала своё повествование. Невзирая на глубокую старость, бабушка до последних дней сохраняла бодрое расположение духа и неизменно обо мне заботилась.
Она много рассказывала мне о диком Арагоне, о его лесистых горах, обрывистом морском побережье и красивых обитателях. Рассказывала и о сражениях с маврами. Не то чтобы ей случилось быть их очевидцем, — к тому времени, когда бабушка родилась, Реконкиста[6] уже почти завершилась, и оставшиеся мавры, как и ныне, проживали в небольшом Гранадском королевстве в юго-восточной части Иберийского полуострова, — но говорила она так убедительно, как будто сама лично присутствовала при этих столкновениях, продолжавшихся несколько столетий.
6
Реконкиста — отвоевание испанцами и португальцами земель, захваченных арабами (маврами).