По сути, конечно, «черный профессор» был прав: судьба Филова, и не только его, прямо зависела от судьбы Рейха. Но, видимо, первый регент еще на что-то рассчитывал, пытаясь через Берн и Анкару искать контакты с UK[156] и подавая сигналы типа разрешения выселенным евреям возвращаться в столицу «на срок до недели» по личным делам. Впрочем, англосаксы на изящные реверансы не обратили никакого внимания.
Однако если кризис управления разрулили, то политический кризис углублялся. По сути, теперь «партию власти» — чиновничью вертикаль и связанный с Рейхом бизнес — полностью поддерживала только сама «партия власти». Даже князь Кирилл отказывался лететь к фюреру на смотрины, предпочитая заниматься любимой агрономией, а искать связь с массами через «черного профессора» Филов боялся: ему очень нравилось рулить, а характер Цанкова был всем известен, вторым он быть не хотел и не умел. Да и популярность цанковского НСД среди уличных масс сильно растерялась.
А вот «лояльные» активизировались сверх всякой меры. Если еще в начале августа беседовать с Николой Мушановым соглашались не все, и один на один, с оглядкой, то теперь солидные люди, безбоязненно собираясь в кафе, в голос рассуждали на тему «как использовать кризис во благо демократии?», не стесняясь даже вслух говорить, что идеальный вариант — высадка англосаксов на Балканах, на тот момент казавшаяся вполне вероятной.
1 сентября — тело Бориса еще не предали земле, а Филов считался «временным» — появилась «Декларация десяти», подписанная восьмеркой самых известных «системных» партийцев плюс «фронтистами» Кимоном Георгиевым и Николой Петковым, вновь не посоветовавшимися с «красными», которым опять ничего не предложили. И руководство БРП, как нелегальное, так и зарубежное, опять запсиховало не на шутку, обвиняя всех в «измене идеалам».
И вот теперь конфигурация определилась.
Есть «партия власти». Она сильна. Она реально контролирует страну. Но ее существование зависит от существования Рейха, а если Рейх падет, единственное, что может хоть как-то гарантировать хотя бы частичное сохранение системы, — это приход англосаксов.
Есть Национальный комитет Отечественного Фронта, то есть БРП. Она сама по себе — почти нуль (сколько-то сотен или даже пара тысяч боевиков в горах не в счет). Но за ней Загранбюро, а за ним — Москва. И хотя лозунги (5 сентября) выдвинуты лучше некуда: «Всенародная борьба за выборы подлинно народно-демократического правительства!», всем понятно, что это значит.
Есть «Десятка», подписавшая декларацию. В плане общественной поддержки — потенциально сильнее всех. Рейх ненавидит. Прихода к рулю «красных» не хочет, потому что не верит в идеалы марксизма-ленинизма и потому что боится диктатуры. Соответственно, не хочет и боится великих потрясений и желает убедить «партию власти», пока не поздно, сдаваться англосаксам, которые «защитят от Советов».
И есть, поскольку в победу Рейха серьезные люди уже не верят, ровно два варианта: либо разрыв с Германией и восстановление Тырновской Конституции, либо полный массаракш и этюд в багровых тонах, — и чему быть, зависит от решения «Десятки», с кем быть.
Ничего удивительного, что с «лояльными» заигрывали и те, и другие. Но Филов пытался действовать с позиции силы. С одной стороны, демонстрируя понимание невозможности поладить с СССР, он санкционировал казнь советских разведчиков, которых держал про запас царь (14 октября расстреляли Элефтера Арнаудова — Аллюра с соратниками, 22 ноября — Александра Пеева — Боевого), с другой — заменил расстрел пожизненным заключением нескольким агентам MI-6.
Однако условием премьера было включить в процесс и себя как представителя «готовой к переговорам» стороны, а это было крайне сложно — и по объективным, и по субъективным причинам. «Красные» же, по указанию «зарубежных», соглашались на всё, чтобы, если английский десант на Балканах все-таки высадится, не остаться вовсе в стороне от пирога, — но с ними говорить опасались, не скрывая, что видят в них всего лишь ретрансляторов мнения извне, с которыми договариваться бессмысленно.