Конфетка же заключалась в той самой «новой линии», автором которой считается некто Лев Главинчев, член Центральной военной комиссии при ЦК БРП и человек с интересной биографией. Некогда четник ВМРО, сперва друг Иванушки Михайлова, а потом, после ухода «влево», — лютый враг, он, помимо борьбы за счастье народное, промышлял грабежами на большой дороге, сидел в тюрьме за убийство любовницы, но бежал и стал нелегалом.
Большой был затейник и выдумщик, — и если ранее война в горах, как уже говорилось, шла на уровне «казаков-разбойников», то с осени 1943-го всё пошло всерьез, по схеме «кто не с нами, тот против нас», и у мирного населения в зонах боевых действий не оставалось выбора. Или в «ятаки», активно поддерживающие боевиков, или в «пособники фашистов» со всеми вытекающими.
Справиться с такой напастью правительству Божилова, возглавляй его реально Божилов, было бы не по плечу. Но Добри Божилов, прекрасный финансист и функционер, в своем кабинете решал только вопросы экономики. Всё остальное курировали лично первый регент и военные, а они комплексов не имели никаких.
С октября 1943-го партизан в плен не брали, с ноября — не брали в плен и «ятаков»: поджигали дома, арестовывали и увозили в Софию семьи. Примерно в январе возникла мода резать головы. Правда, не очень понятно, кто эту веселую методу придумал (фотографий с партизанами, гордо предъявляющими трофеи, тоже достаточно), но что власти за головы «бандитов» платили и улов выставляли на обозрение в селах — факт.
Впрочем, факт и то, что зрелище это огорчало не всех: зуб на боевиков с их «новой линией» у многих ранее аполитичных крестьян вырос изрядный. Причем зверства и жестокости — пусть об этом прямо и не говорилось — устраивали обе стороны, надеявшиеся методом «чем хуже, тем лучше» активнее включить в борьбу местное население.
И таки получалось. В апреле, когда Москва выразила желание увидеть хотя бы две-три «свободные зоны» по примеру югославских — пусть маленькие, но реальные, ЦК БРП провел новую мобилизацию, сформировав из молодняка более или менее крупные и — спасибо тов. Тито — неплохо вооруженные соединения, пышно названные Первой и Второй Софийскими бригадами и начавшие захватывать горные села и уничтожать «пособников фашизма» (подчас вместе с семьями и при поддержке на западе страны югославов, а на юге — греков). Однако правительство 28 апреля ответило «Указом № 30», подключив к АТО армию, и обе бригады к середине мая были разгромлены.
Вот только проблема заключалась вовсе не в «красных дьяволятах». С ними так или иначе справлялись, и особой опасности они не представляли. Проблема была в том, что все сколько-то думающие люди чем дальше, тем больше сознавали: поезд идет куда-то не туда. За разговорчики в Болгарии не сажали, и в кафешках об этом говорили открыто. «Вражьи голоса» в Болгарии не глушили (вернее, глушили, но хреново), и тем для бесед добавлялось. А бомбежки добавляли в дискуссии очень много перца.
Судя по дневнику, в это время начал паниковать и сам Филов. Ему на стол минимум раз в месяц — с января по май — ложились ноты из советского посольства с требованиями «соблюдать реальный нейтралитет»: не ремонтировать суда Kriegsmarine[157], закрыть для вермахта порты, железные дороги и аэродромы, — а он не мог этого сделать, даже просто потому, что в стране скопилось уже под тридцать тысяч немецких солдат.
И пойти ва-банк, плюнув на всё и объявив войну СССР, как убеждал «черный профессор», упирая на то, что «семь бед — один ответ», первый регент тоже не мог. Ибо это означало послать болгарские войска не только в Сербию и Фессалию, но и на Восточный фронт (причем столько, сколько потребует фюрер), оставшись один на один с партизанами, и не только своими (это бы еще ладно), но и с армией Тито, и с ЭЛАС[158].
Вот Филов и метался. По сути, полностью — по принципу «об этом я подумаю завтра» — его поддерживали уже только генералы и «ультраправые», а в элитах база сужалась. О желательности «как-то сбалансировать ситуацию» поговаривали даже «болгарские немцы» типа видного политика Александра Станишева, одного из крупнейших европейских хирургов, ничуть не гитлеровца, но обожествлявшего Германию в любом виде и очень уважаемого в посольстве Рейха.
А «приличный» партийный люд, уже абсолютно ничего не опасаясь, откровенно требовал «переориентации», — и после очередной, по-настоящему страшной, бомбардировки Софии политикум единым фронтом предъявил первому регенту ультиматум: назначить премьером Ивана Багрянова.