Отказался и третий регент, князь Кирилл: «Здесь мой сад, здесь моя сестра, здесь мой племянник и могила брата, а болгарские князья не убегают от болгарского народа». И Пырван Драганов, «багряновский» глава МИД, тоже не счел нужным принять личное предложение Франко, очень ценившего его в годы работы в Мадриде, получить испанский паспорт и место в самолете: «Не могу представить себя испанцем и не вижу для себя опасности».
В общем, еще раз: у всех были дела, но кто-то торопился, а кто-то нет. Москва, например, не спешила. Решение о вводе войск в Болгарию, безусловно, было принято в середине августа (в мемуарах Жукова об этом сказано весьма прозрачно) и утверждено после весьма облегчившего жизнь переворота в Бухаресте, однако мотивы решения были не столько военные (хотя и это тоже), сколько политические.
Договоренности договоренностями, но в Кремле считали нужным показать союзникам, кто хозяин в Восточной Европе, — и в этом смысле заминка Муравиева (или, вернее, фокус генерала Маринова), безусловно, сыграла Кремлю на руку. Однако именно в силу политических причин, объявив войну, то есть расставив точки над «ё», Кремль, чьи танки уже пили воду из Дуная, велел командованию 3-го Украинского притормозить.
И очень мудро. Заключив с союзниками «джентльменское соглашение» о процентах, Иосиф Виссарионович, в знак любезности, подтвердил, что никакого вмешательства во внутренние дела других стран не будет. Поэтому прежде, чем переходить границу, важно было выждать, чтобы Отечественный Фронт так или иначе взял власть сам, без прямой поддержки извне.
В сложившейся ситуации с этой нехитрой задачей справился бы и дебильный школьник, а среди руководства нелегалов и НОПА народ был всякий, но дебильных школьников не водилось. К тому же 5 сентября, за пару часов до объявления Москвой войны, тов. Димитров детально проинформировал товарищей о том, что было и что будет, самым подробным образом объяснив, чем должно сердце успокоиться, — а предпосылки для этого были.
Люди ведь везде люди. Они чувствуют силу и стараются быть к ней поближе, так что к исходу августа численность партизанских отрядов — еще в июле примерно 3-4 тысячи — выросла втрое. Народ «левел» и «краснел» стремительным домкратом, чему крайне способствовал выход на свободу (где-то выпускали, где-то и сами уходили) политических заключенных, имевших инструкцию ЦК «немедленно создавать ячейки сочувствующих из доверенных людей и преобразовывать их в боевые отряды партии».
В этом смысле, кстати, очень интересны мемуары людей простых, ни в чем особо не искушенных, но подхваченных событиями. «Вернулся кум Антон, — вспоминает некто Атанас Попхаджиев, много позже майор милиции, а в те дни овчар, — собрал нас и сказал, что русские вот-вот будут, власти уже нет и нужно идти в Тырново, постоять за Отечественный Фронт. Потом, сказал, кто захочет, будет полицейским, кто захочет, учителем, а кто не пойдет, тот овчаром и останется. Вот все мы и пошли, кто с топором, кто с ножом, а там нам уже и винтовки дали. Много нас было, молодых...»
Шли, впрочем, всякие. Молодежь, студенты, школьники, да и народ повзрослее тоже шел, и всякий фартовый люд, почуявший запах возможного хабара[163], а «красные» привечали всех, наскоро проводя курсы политпросвета. Дескать, буржуазная демократия простому народу не нужна, а стало быть, не кровати переставлять надо, а нужны настоящие перемены, чтобы счастье всем и никто не ушел обиженным, — и никто кроме Отечественного Фронта девочек лучше не поменяет.
Настоящей, чтобы сразу уж десятками тысяч, массовости, правда, не было, но сотни и тысячи тоже радовали, и партизаны, обрастая мясцом, обстоятельно выполняли указания, — благо, и дефицита оружия уже не было. В самом начале сентября (Багрянов еще только сдавал дела Муравиеву) с югославской территории, где под крылом тов. Тито ютились остатки нескольких разбитых отрядов НОПА, тов. Димитрова попросили «подкинуть железа», и тов. Димитров откликнулся через полчаса: «Приготовьтесь встречать самолеты. [...] С завтрашнего вечера три ночи подряд вам будут сбрасывать оружие и боеприпасы...».
И таки да: с неба полетели сотни тяжелых ящиков, содержимое которых люди тов. Тито, взяв долю, передали болгарам, после чего создать первое в НОПА по-настоящему похожее на что-то вроде армии подразделение — Первую Софийскую партизанскую дивизию (около тысячи человек) — было уже делом даже не техники. Так что 6-7 сентября флаги Отечественного Фронта вились уже над сотней с лишним сел и городов, включая Варну и Бургас. Без шума и пыли: правительство уже самоустранилось, население даже радовалось, полицейских, посмевших квакнуть, рвали на куски, а власти на местах в основном прятались, потому что их, поймав, сразу начинали наказывать.