Вообще, насколько можно судить, о своем одобрении плана тов. Тито — «Только Балканская Федерация гарантирует братство балканских стран» — Кремль уведомил тов. Димитрова еще летом 1944-го, порекомендовав начать с признания болгар Пиринского края македонцами и предоставления им «культурной автономии». Тов. Димитров, разумеется, согласился, а в сентябре София на всех парах рванула навстречу Белграду: встретившись после долгой разлуки с другом Иосипом, будущий «красный царь» подтвердил, что всем сердцем разделяет федеративный план и даже готов на большее.
Позже, правда, оказалось, что не готов. Точнее, готов, но не совсем, потому что уже не приймак[171] в чужом дому, а сам себе хозяин. В конце декабря на встрече с Эдвардом Карделем в Софии тов. Димитров, подтвердив договоренности, сообщил, что, по мнению ЦК, против которого в одиночку не попрет, не стоит отдавать югославам Пиринский край до того, как будет образована Федерация. И притом Болгария должна войти в нее не по белградской формуле «одна из семи», а в режиме «шесть плюс одна», то есть все-таки на конфедеративных началах.
Тов. Тито такой вариант, конечно, понравился меньше, но тов. Сталин счел его справедливым. На том — окончательно уже в Москве, в январе, — и поладили, решив завершить к апрелю. Однако MI-6 сработала на славу: появление на Балканах «красной империи», полностью (в тот момент ничего иного никто не предполагал) подчиненной Кремлю, Лондон категорически не устраивало (в том числе по причине полной непредсказуемости в таком раскладе развития греческого сюжета), и англичанам удалось сломать «экспресс-план».
Но если спринт не получился, никто ж не мешает поспешать медленно. И поспешали. В югославской Македонии разболгаривание вообще летело стремительным домкратом, а кто не желал правильно понять установку, жалуясь в Софию или даже — если статус позволял — в Москву, тот, невзирая на послужной список, улетал за решетку. Если не дальше — как легендарный, но слишком настырный Павел Шатев, один из «салоникских матросов» 1903-го, тело которого в один прекрасный день нашли на одной из битольских свалок.
В Пиринском крае, конечно, таких задвигов не было. Там просто начали раскручивать пропаганду. Но жестко и напористо, выдвигая на ключевые посты тех, кто всерьез полагал, что «сестрицы-то сестрицы, да двоюродные», получая гранты от югославов еще с королевских времен. И сообщения о творящихся там делах очень нехорошим эхом откликались в Софии — естественно, не в «красных» кругах, где слово свыше принимали как истину, а в оппозиционных.
Иначе и быть не могло. Безусловно, люди были напуганы тем, как легко новая власть списывает в расход всех, кого считает врагами, но, прожив жизнь при «фашизме» царя Бориса, еще не научились бояться взахлеб, от души и с постоянной оглядкой — во всяком случае, настолько, чтобы по свистку признать «трех сестриц» разлученными навсегда. А потому ворчали, а кое-кто и кричал. Особенно, конечно, выходцы из Македонии, издавна в столице очень влиятельные.
«Допустим, — писал в "Свободном слове" тот же Крыстьо Пастухов, пусть сто раз социал-демократ, но и македонец до мозга костей, — судьба Македонии за Вардаром жить в разделении с Болгарией. Допустим даже, что ее судьба подчиняться сербам. Трудно объяснить, при чем тут социализм или хотя бы просто марксизм, однако допустим. Но с какой стати “объединение македонского народа" должно состояться только за счет Болгарии? С какой стати "будущее мирное развитие Болгарии в тесном сотрудничестве с братской Югославией" должно быть оплачено частью болгарской земли и судьбой части болгарского народа, которую заставят не быть болгарами?»
Его непонимание разделяли многие, и старый, знаменитый, очень уважаемый марксист силою вещей становился рупором и лидером всех непонятливых, вплоть до бывших «автономистов», марксизма в принципе не переносивших на дух. А это раздражало многих, и в первую очередь тов. Тито, прямо ставившего перед Москвой вопрос о невозможности «интенсификации» процесса до тех пор, пока в Болгарии «имеют серьезное влияние чуждые коммунизму партии». Вот в Албании, дескать, их нет — и мы готовы сливаться прямо сейчас, а в Болгарии могут быть последствия, и об этом тов. Димитрову стоило бы подумать.