С юридической точки зрения — безупречно, однако в жизни это означало, что Стамболову придется уйти с авансцены, куда, как он прекрасно понимал, ему уже никогда не позволят вернуться, а это для «болгарского Бисмарка», как его вскоре начали величать европейские СМИ, было совершенно неприемлемо. Вне власти он себя не мыслил, власть свою понимал как абсолютную, и уже успел сделать всё, чтобы так оно и было. Сава Муткуров, упустивший свой шанс стать «болгарским Барьосом», слепо подчинялся другу и родичу, голос же Каравелова равнялся нулю, ибо два всегда больше одного, — в связи с чем «бешеный Петко» вскоре подал в отставку, а его место занял некто Георгий Живков, послушный пудель «первого регента».
Таким образом, с точки зрения Стамболова, «неопределенный срок» был категорически невозможен даже в том случае (на такой вариант Каульбарс мог согласиться), если бы его Регентский совет оставался бы у власти. Для проведения не просто выборов, а выборов в нужном режиме были созданы все условия. Явно прорусская подкладка августовского переворота плюс вероятность потерять Румелию в случае его успеха шокировали многих, включая «умеренных русофилов», лозунг «Никогда больше!» стал популярен, и под эту сурдинку в стране откуда ни возьмись зазвучало: «България за себе си», то есть «Болгария для Болгарии».
Молодые люди в бараньих шапках, надвинутых на лоб, с шарфами на пол-лица рыскали по улицам, высматривая, подслушивая и хватая всех, кто проявлял сочувствие к перевороту или был известен активным «русофильством», избивая их затем дубинами и бросая на пустырях. Зачастую врывались и в дома — нужными адресами они располагали — и крушили всё. Поймать их полиция никак не могла, даже если оказывалась рядом, и хотя официально власть «ничего не знала», но все знали, что за хлопцами стоит лично премьер-министр Васил Радославов, не скрывавший, что, на его взгляд, «больных русофилией надо лечить обухом». Сам же Стамболов, якобы бывший не в курсе, в ответ на какой-то запрос четко ответил: «Мне об этом ничего не известно. Но я не принадлежу к числу фарисействующих политиков. Когда, согласно моему внутреннему убеждению, можно что-либо сделать для спасения Отечества, я делаю, хоть это и запрещено законом».
Такая методика работы с избирателями была весьма эффективна в смысле тактики: самые буйные становились очень тихи и осторожны. Но затягивать ее, разумеется, возможным не представлялось — а значит, ни откладывать выборы надолго, ни, как требовал Каульбарс, «прекратить преследования» не выходило.
Короче говоря, по всему получалось так, что Россия, избавившись от Баттенберга, получает «Баттенберга в квадрате» (ибо популярного и жесткого), вполне готового сотрудничать, но не беспрекословно, а на своих условиях, что государя категорически не устраивало. Ничьей в этой партии он не признавал, тем более что Стамболов не проявил готовности и беспрекословно принять (еще одно обязательное условие!) российского претендента на престол — Николая Дадиани, светлейшего князя Мингрельского. Хотя кандидатуру Гатчина подобрала по всем статьям идеальную.
Судите сами. Православный, древнейшего рода, уступивший, правда, императору право управления княжеством, но титулярно — монарх, европеец до мозга костей, любезен, блестяще образован (Сорбонна!), миллионер, лучший друг покойного наследника Николая Александровича и близкий друг государя, боготворившего старшего брата, герой Русско-турецкой войны, ходивший в сабельные рубки, да к тому же убежденный либерал с уклоном влево аж до легкого прудонизма[23] ... Казалось бы, персона безупречная. И тем не менее Стамболову она не подходила. Во-первых, как говорилось в его ближнем кругу, князь считался «слишком русским, чересчур русским, до кости русским»; во-вторых, Дадиани, будучи в родстве-свойстве-приятельстве со всеми аристократами России, не имел никаких родственных связей на Западе, то есть — никакой «многовекторности» и никакого «баланса». Так что претендент был оценен как «азиатский князек, европейскому обществу не подходящий; в Болгарии не годится даже в великие конюхи».
В такой обстановке Каульбарс, ездивший по стране с агитацией за российского кандидата, видя, что народ взвинчен, а к серьезным людям, на которых он рассчитывал, сразу после его отъезда (наружка велась откровенно до наглости) являются хлопцы в масках, 29 сентября официально объявил неизбежные уже выборы незаконными, призвав болгар «осознать братские чувства России», а неофициально — вскрыл конверт с «секретными» инструкциями.